Географы теперь помогают преобразовывать поверхность Земли, обосновывая проекты «планетарной хирургии» (изменения рельефа, гидрографической среды и т. д.). Этап неразумных перестроек среды заканчивается. Мы начинаем постигать мудрость нашей матери-природы, идеально приспособившей естественные ландшафты к определенным физико-химическим зонам поверхности Земли.
Нам с трудом дается это искусство. Нет у нас в запасе тех тысяч и тысяч лет, которые были в распоряжении природы. Нам приходится как бы спрессовывать время, ведя счет на десятилетия, годы, часы. Мы вынуждены искать новые, неведомые природе решения, создавать необычные ландшафты, следить за их развитием и давать обоснованные прогнозы на будущее.
…А может быть, настала пора новых географических и геологических наук? Почему до сих пор не существует, скажем, геобионика? Надо же конструировать новые ландшафты по образу и подобию естественных, надо «врастать» в окружающую среду, а не внедряться в нее как инородное тело…
Уютно ли жить человеку в полностью распланированном мире, где все предусмотрено и задано наперед? Достаточно ли того комфорта, которым обеспечивает бездушная техника (квартира, автомобиль, телевизор и др.)?
Но ведь всегда были люди, которые уходили от однообразия благоустроенного быта в неприступные горы, студеные или раскаленные пустыни, в штормовые моря, навстречу опасностям, приключениям. А другие жадно читают и слушают сообщения о путешествиях, где-то в глубине души ощущая их необходимость, чувствуя неутолимое стремление в неведомые края, которые сохранились, быть может, только в нашем воображении…
…Век атома, век электроники, век космоса, век научно-технической революции. Как только не именуем мы наше время. Каждое определение по-своему верно. Но нет среди них, на мой взгляд, самого главного: эпоха обращения к природе.
Это определение не броское. Далекое от грохота литавр. Оно не поражает воображение. Но обращение к природе в том смысле, о котором говорилось выше, потребует от нас значительно больше знаний и изобретательства, чем создание космических ракет. Потому что мы возвращаемся не в сельские пасторали Жан-Жака Руссо, не в дремучие и прекрасные леса Генри Торо, не в ту природу, которая существовала на Земле до человека, а в природу, преобразованную нами и требующую обновления.
Мы все еще продолжаем привычно говорить и писать об окружающей среде. Какое это условное понятие! Для нас, землян, окружающая среда — бездна космического пространства. Биосфера для нас — это среда жизни, столь же неотъемлемая, как тело для работающего мозга или пульсирующего сердца.
«Дикая природа нужна нам как источник бодрости, — писал Генри Торо, — нам необходимо иногда пройти вброд по болоту, где притаилась выпь или луговая курочка, послушать гудение бекасов, вдохнуть запах шуршащей осоки, где гнездятся лишь самые дикие и нелюдимые птицы и крадется норка, прижимаясь брюхом к земле. В нас живет стремление все познать и исследовать и одновременно — жажда тайны, желание, чтобы все оставалось непознанным».
Мы еще не научились приспосабливать нашу технологию к естественным условиям окружающей среды, не нанося ей ущерба. Искусственные ландшафты должны быть не только экономичны, «комфортабельны», но и прекрасны, приближены максимально к естественным условиям; в них должно оставаться место тайне и неожиданности. Это — задача необычайно сложная. Она требует разнообразных знаний: и геологического прошлого, и взаимосвязей живых существ, и взаимодействия техники с природой, и духовных потребностей человека. Знать — чтобы действовать, действовать — чтобы полнее существовать. А можно ли считать жизнь полноценной, если она не наполнена постоянными поисками, жаждой познания, творчеством, трудом и, конечно же, — ощущением единства с природой?
…Когда я вспоминаю свои путешествия, экспедиционную работу, то испытываю радость, что мне посчастливилось видеть первозданный мир, жить в нем, стремиться его познать. Как хотелось бы, чтобы так было и впредь. Человек должен ощущать свое единство с природой, понимая ее безмерное величие.
Лайонел Кэссон
МОРЕПЛАВАТЕЛИ ДРЕВНОСТИ
Ступив на берег Итаки после двадцатилетних странствий, Одиссей, одинокий и беспомощный, в лохмотьях нищего, нашел приют у старого пастуха. Вечером старик попросил незнакомца рассказать о себе. И Одиссей поведал свою вымышленную историю. Пират с острова Крит, он сражался в Троянской войне и, к счастью, остался жив. Вот этот рассказ.
«Лишь один месяц провел я безмятежно дома с женой и детьми, как меня снова охватило страстное желание совершить набег — снарядить корабли, найти верных людей и повести их к берегам Египта. Девять кораблей стояли наготове, а набрать команду не стоило труда.