«Он встретил меня, — пишет Унуамон, — у окна в верхней комнате. За его спиной простиралось Великое Сирийское море, и волны разбивались о стены дворца». Унуамону не свойственно останавливаться на подобных деталях. Очевидно, на этот раз беседа и обстановка, в которой она протекала, оставили неизгладимый след в его памяти. Египтянин начал беседу с любезностей, как было принято на его родине. Но Закарбаал — делец до мозга костей — сразу же приступил к самой сути. «Когда ты покинул Египет?» — спросил он. «Вот уже пять месяцев и один день», — ответил египтянин, возможно, с горечью, ибо на всю поездку требовалось самое большее две недели. Затем последовал вопрос, которого так опасался Унуамон. Но, должно быть, в первые минуты беседы он понял, что если Закарбаал заставил его около месяца ждать в порту и теперь столь бесцеремонно допрашивает, то уж неизбежно спросит об этом. «Где, — последовал вопрос царя, — письмо верховного жреца Амона, которое должно быть у тебя?» Конечно, отправляясь в путь, Унуамон имел это письмо, но в момент беседы оно находилось в Танисе: он показывал его правителю Нижнего Египта, а потом забыл взять с собой. Унуамону ничего не оставалось, как выложить все начистоту: «Я отдал его Несубанебдеду и Танетамон», — ответил Унуамон. Вполне вероятно, что его лицо было таким, как у водителя, когда он сообщает регулировщику движения, что оставил свои водительские права дома. Закарбаал усмотрел в этом прекрасный случай устроить сцену. «Очень рассердился», — пишет Унуамон. Легко можно представить, что царь почти довел себя до исступления, разыгрывая это театральное представление. Он сказал египтянину: «Что я слышу! У тебя нет письма! А корабль и команда, которые тебе дал Несубанебдед? А не передал ли он тебя капитану этого чужеземного судна, чтобы он убил тебя и выбросил за борт?» Унуамон ответил: «Что заставляет тебя думать, что это не египетский корабль? Все команды Несубанебдеда египетские. У него нет сирийских моряков». Царь сказал: «Здесь в гавани двадцать судов, торгующих с Несубанебдедом. Разве не известно, что в Сидоне, где ты был, стоят еще пятьдесят судов, торгующих с Уркет-Эль?» Это замечание попало в цель: большая часть египетских грузов перевозилась на чужеземных судах. Унуамону это было хорошо известно. Он признается, что «в этот критический момент хранил молчание». Закарбаал достаточно позабавился. Наступил момент приступить к делу. «Зачем ты здесь?» — спросил он. «Я прибыл сюда, — ответил Унуамон, — за стволами для священной барки Амона-Ра, владыки богов. Твой отец и твой дед поставляли кедр, теперь очередь за тобой».
У царя были на руках все козыри. «Конечно, поставляли, — ответил он в самом лучшем расположении духа, — и, если ты заплатишь мне, я тоже сделаю это. Ведь когда моя семья выполнила прежний заказ, фараон — да благославят его боги — послал шесть кораблей, груженных египетскими товарами. А что ты привез для меня?» И, задавая этот вопрос, Закарбаал не мог устоять перед соблазном еще раз помучить несчастного египтянина: он вызвал секретаря и приказал принести старые книги учета. Затем стал читать список товаров, пункт за пунктом. И должно быть, их было много, ибо суммарный итог поступлений составлял 1000 дебен.
На протяжении своей истории Ливан не раз длительное время принадлежал Египту, и тогда фараонам не было нужды покупать кедровые стволы, правители просто брали дерево для своих целей.
Однако сейчас положение коренным образом изменилось. Закарбаал, достаточно натешившись беседой, с улыбкой напомнил Унуамону об этом обстоятельстве. «Если бы моя собственность принадлежала правителю Египта, — сказал он, — и я был бы его слугой, ему не нужно было бы платить деньгами… Но я не твой слуга и не слуга твоего господина. Мне стоит сказать одно лишь слово, и стволы будут на берегу, но где корабли, которые должны перевезти их? Где канаты, чтобы стянуть их? Ну и в глупую же историю ты попал!» Услышав это саркастическое замечание, Унуамон окончательно вышел из себя: «Неправда! Совсем не глупо, что я здесь! Каждое судно на реке принадлежит богу Амону, а также море и Ливан, который ты называешь своей собственностью. Кедры растут только для церемониальной барки Амона, ибо все корабли принадлежат ему. И это он, Амон-Ра, приказал Херихору, моему господину, отправить меня. А ты, ты заставил Великого бога ждать двадцать девять дней!» Дав волю своему негодованию, Унуамон закончил так: «Теперь отправь своего секретаря к Несубанебдеду и Танетамон. Они пришлют необходимые деньги. Твои люди должны передать им мои слова: «Одолжи мне деньги до моего возвращения, я отдам весь долг до последней монеты».