На суше и на море - 1977

Вятичское войско казалось издали грозным и непобедимым, но князь Святослав был спокоен. Он знал, что вятичи не любят рукопашной схватки, ибо кольчуги и панцири имеют лишь немногие из них. Начиная бой, вятичи обычно устрашающе кричали, делая вид, что собираются напасть, а на самом деле лишь запугивая противника. Но если тот оставался твердым, вятичи сами обращались в притворное бегство, заманивая в засады. Важно было не дрогнуть и не поддаваться на их хитрость. А в прямом бою конная дружина могла вонзаться в беспорядочную толпу вятичей, как нож в мягкую ковригу хлеба…

Вот и сейчас вятичи по известному обычаю своему испустили оглушительный вопль, разом кинулись вперед и… остановились. Потом снова закричали и снова сделали лишь несколько шагов. Не доходя до рва ста шагов — расстояния полета стрелы (перестрела), вятичи остановились окончательно.

— Мыслю, на приступ вятичи не пойдут, — сказал Святослав воеводе Свенельду. — Пожалуй, пора говорить со старейшинами…

— Пора! — согласился Свенельд.

Протяжно, успокаивающе пропела труба в стане Святослава. Вятичи попятились, как бы приглашая дружинников выйти к ним в поле. Заскрипели ворота в частоколе. Спешенные дружинники перекинули через ров приготовленный заранее мостик. Сын воеводы Свенельда Лют вышел за ограду с зеленой веткой березы в руке, знаком мирных намерений. Он шел под тысячами взглядов, мягко ступая сапогами по траве, весь Облитый железом доспехов, но без меча у пояса.

Смуглое лицо Люта было строгим и торжественным, движения — неторопливыми и величественными. Горячая степная кровь, доставшаяся Люту в наследство от матери-венгерки[7], выдавала себя лишь нетерпеливым блеском узких черных глаз. Будто два разных мира сошлись в посланце князя Святослава — спокойная неколебимость русских лесов и лихая необузданность степного ветра.

А вятичи продолжали пятиться, расходясь в стороны и освобождая дорогу к кучке седобородых старцев в длинных белых плащах и меховых шапках — старейшинам вятичских родов. Они стояли, опираясь на посохи, и молча смотрели на приближавшегося Люта. В глазах старейшин не было тревоги или страха, только гордая уверенность.

Лют положил березовую ветку к ногам старейшин и, отступив на шаг, поднял обе руки вверх, показывая, что пришел без оружия. Повинуясь едва заметному жесту одного из старейшин, молодой вятичский воин бережно поднял ветку с земли. Лют облегченно вздохнул: вятичи согласны говорить о мире!..

А рабы князя Святослава уже расстелили на лугу между вятичским войском и станом большой пестрый ковер, положили на одном конце ковра несколько полосатых подушек, а на другом — седло, окованное серебром.

Озираясь на молчаливые ряды вятичей, рабы побежали к воротам стана, и почти тотчас на мостки, перекинутые через ров, ступил Святослав. Два дружинника вели следом княжеского коня; меч был привязан к седлу.

Отставая на полшага, за князем следовал воевода Свенельд. Серебряная цепь на шее воеводы звенела о железо панциря, на левой руке покачивался овальный красный щит с круглой медной бляхой посередине. Рука в железной рукавице сжимала рукоятку длинного прямого меча. Боевой топор за поясом. Воевода как бы олицетворял собой грозную мощь дружинного войска.

А сам князь Святослав был одет в простую белую рубаху, перепоясанную красным ремешком; сапоги красные, с загнутыми острыми носами, без каблуков. Святослав был среднего роста, с густыми бровями, голубыми глазами и длинными усами, свисавшими почти до плеч. Голова Святослава выбрита, лишь с одной ее стороны свисал локон, означавший знатность рода. В левом ухе князя блестела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами и рубином, — единственная драгоценность, которую Святослав носил. Шея у князя была толстая и крепкая, плечи широкие, в мускулистых руках угадывалась большая сила. Взгляд из-под нависших бровей казался властным и строгим. Такого человека нельзя было не заметить, он внушал уважение.

Святослав опустился на седло, заскрипевшее под его тяжестью, и застыл, недвижимый, как каменное изваяние. Воевода Свенельд остановился у края ковра, за спиной князя.

Подошли вятичские старейшины и, повинуясь приглашающему жесту Святослава, сели на подушки. Они были без оружия, но длинные посохи, положенные на ковер, хищно поблескивали острыми железными наконечниками.

Ближе других к князю сидел, положив на колени узловатые руки, седобородый старец со светлыми, почти белыми глазами. Такие глаза Святослав раньше видел только у глубокого старца-гусляра, который, как говорили, уже разменял вторую сотню лет жизни. Сколько же прожил этот вятич, если время обесцветило его глаза?

Старец первым начал разговор, а остальные старейшины почтительно прислушивались, кивая головами:

— Мое имя Смед. Я старейшина рода, на земле которого ты сидишь. Вятичи спрашивают: зачем ты пришел сюда? Другом или недругом? С миром или с войной? Отвечай, пока не пролилась кровь…

Святослав вытащил из-за голенища черную стрелу и кинул вятичскому старейшине:

— Погляди! Кровь уже пролилась! Этой стрелой убили храброго воина моей дружины!