На суше и на море - 1977

За составленными кольцом и связанными между собой повозками теснилось множество юрт из бурого войлока, а среди них — большой белый шатер — жилище печенежского вождя. Едкий кизячный дым струился над круглыми кровлями. Развевались на ветру лошадиные хвосты, привязанные к концам длинных жердей, — бунчуки. Сколько бунчуков развевалось над юртами, столько было в стане сотен конных воинов.

Из-за телег высыпала огромная толпа печенегов, которые с пронзительными криками, размахивая топорами и обнаженными мечами, побежали навстречу посольству, грозя растерзать дружинников, изрубить на куски, затоптать в пыльную землю.

Лют и его спутники остановились, захлестнутые бушующей толпой, и уже прощались с жизнью, столь устрашающей была ярость обступивших их печенегов. Всадники, которые встретили посольство в степи, отталкивали своих соплеменников древками копий, что-то кричали, но толпа продолжала напирать.

Вопли, визг, лязг оружия, испуганное лошадиное ржание. Но вот из стана показалась группа всадников в блестевших на солнце доспехах, в круглых железных шлемах, над которыми колыхались пучки разноцветных перьев, и толпа вдруг отхлынула, злобно ворча. Это были печенежские старейшины.

Лют Свенельдович вторично за сегодняшний день возблагодарил богов за спасение от верной смерти. Сколь дики и свирепы печенеги, если так встречают послов! И сколь опасны они, если выходят на ратное поле врагами!..

Мимо расступившихся печенегов, которые продолжали угрожающе потрясать оружием, но больше не кричали из уважения к своим старейшинам, послы проехали к белому шатру вождя, которого печенеги называли великим князем. Он оказался тучным белолицым мужчиной. Волосы у него были светлыми, необычными для степняка, а жирные плечи туго обтягивал полосатый шелковый халат. Если бы не железный шлем с перьями и не кривая сабля, заткнутая за серебряный пояс, печенежского вождя можно было бы принять за купца. Лют Свенельдович видел подобных купцов в Киеве, куда они наезжали с персидскими товарами.

Вождь возлежал на горе подушек. Возле него сидели на корточках старейшины, а позади застыли свирепого вида телохранители с обнаженными мечами.

Дружинники внесли следом за послами подносы с дарами князя Святослава и, поставив их к ногам печенежского вождя, тихо отошли за спину Люта Свенельдовича. Вождь печенегов скользнул равнодушным взглядом по связкам дорогих мехов, по серебряным слиткам-гривнам, по золотым и серебряным чашам. Внимание его привлекли лишь доспехи и оружие: остроконечный русский шлем, кольчуга с железными панцирными пластинками на груди, обоюдоострый прямой меч. Он шевельнул короткими волосатыми пальцами, и подскочившие телохранители унесли все это в глубину шатра. Остальные дары расхватали старейшины.

Вождь молча выслушал посольскую речь Люта Свенельдовича, переведенную Алком, и что-то прошептал невзрачному старичку в черной длинной одежде, сидевшему рядом с ложем. Старичок проворно вскочил на ноги, шагнул к послам и неожиданно заговорил на языке славян:

— Великий князь из рода Ватана приветствует посла князя Святослава. Речь посла выслушана и дошла до сердца великого вождя. Хазары такие же враги печенегам, как руссам. Но решить, примкнуть ли к походу, может только совет всех великих князей, люди и стада которых кочуют по сию сторону Днепра. Ждите их слова. В юрте, куда вас проводят, вы найдете пищу и безопасность.

Дружинники, кланяясь, попятились к выходу из шатра.

Великий печенежский князь по-прежнему сидел неподвижно, как истукан, и взгляд его был устремлен вверх, к круглому отверстию в шатре, через которое было видно голубое небо…

…Долгое ожидание утомляет не меньше, чем бесплодная погоня. А среди чужих неприветливых людей, в душном полумраке незнакомого жилища оно поистине иссушает душу и тело.

Три томительно длинных недели Лют Свенельдович и его спутники видели только бурый войлок юрты, тусклое пламя очага да хищные наконечники копий печенежской стражи, которые покачивались у входа. Часы сливались в непрерывную сонную череду, и лишь нити солнечных лучей, с трудом пробивавшиеся сквозь дыры в обшивке юрты, возвещали о приходе нового дня. Перед вечером молчаливые печенежские воины вволакивали в юрту большой медный котел с вареной бараниной, вносили бурдюки с водой и кобыльим молоком — еду и питье на грядущий день. И только ночью, уже в полной темноте, послов выводили, окружив стражей, в дальний угол печенежского стана на прогулку. За три недели печенежского сидения послы не узнали о жизни степняков больше того, что увидели в первый день…

Но все на свете имеет конец. Пришел день, когда послов снова повели в белый шатер вождя. Трехнедельное ожидание завершилось разговором, который продолжался не дольше, чем требовалось проворному человеку, чтобы переобуться.

Тог же старичок в черной одежде произнес слова, сразу оправдавшие все труды и лишения посольства: