На суше и на море - 1980

Порой в мою квартиру в Новом Паце приносят конверт с необычным, перековерканным адресом. В письме много напоминаний об Африке, и, прочитав его, мне тоже хочется вспомнить о ней.

Письмо подписано моим молодым африканским другом Ноэлем.

Животные в Ламбарене

Особую сторону жизни в ламбаренской больнице представляли животные, чаще всего раненые или больные. Их приносили дети, охотники или рыбаки, считавшие, что в больнице, где лечат людей, вылечат и животных. И вот по территории больницы расхаживал однорукий шимпанзе, вторая конечность которого осталась в пасти какого-то хищника. Жили здесь попугаи и обезьянки, несколько лесных козочек, отдельные из них не крупнее наших фокстерьеров. Тут же обитали собаки на трех лапах, прижившиеся в больнице. Можно было встретить антилоп и пеликанов. Естественно, здесь же нашли приют и кошки: одна из них произвела потомство прямо на столе Великого доктора. В кармане у Швейцера для всех этих животных находилось немного сахару, печенье, горстка риса и другие лакомства, которые он извлекал из пакетиков и раздавал своим четвероногим друзьям.

Очень интересными в Ламбарене были шимпанзе и гориллы. За одним шимпанзе ухаживал мой ламбаренский друг, доктор Седлачек. Когда дети из соседней деревни принесли шимпанзе доктору, животному было около года, а ростом он едва достигал полуметра. Он страдал от самой распространенной в тропиках болезни: его брюшная полость была переполнена паразитами, он умирал.

В больнице ему давали лекарства, делали уколы. На пятый день придя в сознание, он открыл глаза и тихо, как ребенок, заплакал.

Шли дни, болезнь отступала, и шимпанзе начал интересоваться миром. Хотя он и знал всего одно восклицание — «ху», но умел произносить его на разные лады. Шимпанзе не хотел расставаться со своим спасителем. Доктор оборудовал ему бокс в своей комнате и дал имя Плум-Плум.

С той поры шимпанзе и человек зажили вместе. Шимпанзе больше всего ненавидел утренний звон больничного колокола, приглашавшего всех служащих на работу. Он знал, что с этой минуты останется один и что долго еще никто не будет с ним играть.

Если хозяин был свободен, они ходили в лес. Человекообразная обезьяна с интересом наблюдала за всем происходившим вокруг, иногда влезала на дерево манго в поисках спелых плодов. Справедливости ради следует признать, что и на дереве шимпанзе не забывал о своем спасителе и сбрасывал для доктора плод, но лучший все же обыкновенно съедал сам. Заслышав приближение какого-нибудь хищника, он с быстротой молнии съезжал по стволу вниз и прижимался к человеку, у которого всегда находил защиту.

Однажды Седлачек решил вернуть Плум-Плума в джунгли. Он завел его в лес далеко от больницы, спрятался и стал ждать, что будет делать обезьяна. Через минуту Плум-Плум исчез где-то среди бананов, казалось, что он вовсе забыл о хозяине. Доктор незаметно ретировался, а вернувшись домой, пошел отдохнуть в свою комнату.

В этот вечер над лесом разразилась гроза. Капли тропического ливня забарабанили по крышам больничных зданий, и люди радовались, что надежно укрыты от разбушевавшейся стихии.

Засыпая, доктор услышал за дверью какое-то царапанье.

— Кто там? — спросил он.

— Ху, — отозвалось за дверью. Возглас прозвучал с таким отчаянием, что доктор Седлачек тут же впустил насквозь промокшего Плум-Плума. Шимпанзе смотрел укоризненно: почему хозяин бросил его в лесу одного, без помощи?

Так Плум-Плум окончательно поселился в больнице. Он был озорником, любил шалости, шутки, а вот воспитанная ламбаренская горилла Пенелопа оказалась полной противоположностью. Судьба ее схожа с судьбой Плум-Плума. Брошенную малютку принесли из лесу, и с тех пор она жила в боксе у своей новоявленной мамы Вирджинии Шнейдер.

Однажды вместе с другими коллегами я был приглашен к этой медицинской сестре на торжество по случаю дня ее рождения. Нас было много, и мы расселись как придется. Я устроился у стены и стал слушать рассказы гостей, собравшихся сюда со всего света.

Я пребывал в прекрасном расположении духа до тех пор, пока чья-то рука не принялась гладить меня сзади по голове. Я быстро сообразил, что здесь, в Африке, могут быть любые неожиданности. Взволнованный, я занес руку за спину и схватил что-то живое, вовсе не оказавшее мне сопротивления. Только тогда я понял, что бояться нечего. Обернувшись, увидел косматую руку Пенелопы, которую она, к общей радости, высунула из бокса за моим стулом.

Был еще шимпанзе Фрицли. Долгие годы за ним ухаживал санитар Квама, живший вблизи дома доктора. И еще шимпанзе Жулио с необычайно развитым чувством юмора. Однажды он схватил зонт у какой-то разодетой дамы и влез с ним на дерево. Напрасно призывали его к благоразумию пострадавшая и те, кто наблюдали за этой сценой. Но вот подошел доктор Швейцер и крикнул человекообразной обезьяне, сидевшей на верхушке дерева:

«Жулио, немедленно верни зонт!»

После этих слов шимпанзе тут же спустился с высокой пальмы, держа в руках ничуть не поврежденный зонт. Очевидно, авторитет доктора признавали даже животные.