На суше и на море - 1980

«Потом снова трудились до шести. В семь вечера, уже при свете фонарей, ужинали, а потом было время развлечений. Одни оставались в столовой, другие собирались в комнатах. Великий доктор обычно шел в свой кабинет, приводил в порядок корреспонденцию, часто играл своего любимого Иоганна Себастьяна Баха на фисгармонии, переоборудованной для тропического климата.

Центром ламбаренской больницы была операционная. Используя современные инструменты и методы, здесь проводили и очень сложные операции; некоторые из них в разных областях хирургии дали действительно интересные результаты.

Прооперировать больного слоновой болезнью, удалив огромную опухоль, — это не пустяк! Мой друг доктор медицинских наук Седлачек успешно делал здесь пластические операции, а однажды оперировал лопнувшую селезенку. В тот день доктор Швейцер пригласил Седлачека к себе, поздравил с успехом и выпил за его здоровье. Вообще же в Ламбарене алкогольные напитки подавали только в торжественных случаях. И всегда это было виноградное вино с родины Швейцера — Эльзаса. Оно напоминало Великому доктору о далеком доме.

На медпунктах и в амбулаториях обычно принимали три — пять врачей: в хирургическом, терапевтическом, гинекологическом отделениях. Были здесь акушер, детский врач и хирург. Несколько лет заведовала здешней лабораторией дочь Швейцера Рена, заботившаяся о том, чтобы ее лаборатория была оснащена образцово.

Очень популярно было родильное отделение. Долго пришлось привыкать африканским женщинам к тому, чтобы идти в больницу рожать. Но постепенно число рожениц росло. Послеродовой период здесь проходит совсем иначе, чем в Европе. У местной женщины нет времени отлеживаться. Как только родится ребенок, она встает с постели, чаще всего в день родов, будто и не страдала недавно от сильных болей, и уходит с младенцем на руках в родную деревню.

В детском отделении кроме матерей с детьми размещаются и сироты. Все медицинские сестры больницы — их «тети». Осиротевший ребенок обычно остается здесь до тех пор, пока его не примет одна из здешних миссионерских школ. Были случаи, когда дети не хотели уходить из больницы, оставались здесь сестрами и санитарами.

Дети, приехавшие со своими больными родителями или родственниками, посещают школу. Они ездят туда на лодках, гребут стоя и распевают при этом.

В ламбаренской больнице шумно и оживленно в любое время года. Вместе с больными сюда приезжают их родичи, и потому, случается, что помимо шестисот пациентов в больнице питается такое же количество здоровых посетителей. Просто удивительно, как удается администрации разместить и накормить столько людей.

После десяти вечера в больнице наступает абсолютный покой. При больных остается лишь несколько санитаров, которые в случае надобности разбудят врача. В это время лампа светится обычно только в одном окне, за которым сидит человек, создавший в джунглях оазис гуманизма.

Однажды вечером доктор Швейцер пригласил меня к себе и рассказал, как он расстался с Европой.

«Решение уехать в Африку не было столь внезапным, как сказано в некоторых моих биографиях. И тогда был еще выбор: мне предлагали заняться философией, приглашали читать лекции… Была еще и музыка, с которой я не собирался расставаться и которую, кстати, не бросил даже здесь… Именно здесь получил я возможность снова заняться Бахом. И все же я решил подать заявление на медицинский факультет, чтобы, став врачом, уехать в Африку. Я был преподавателем университета. Мое решение очень удивило ректора, но все же он направил меня к декану медицинского факультета, профессору Феллингу. Тот тоже смотрел на меня сначала с изумлением, а потом растерянно. Он сел за стол и сказал: «Я напишу письмо одному своему коллеге, он позаботится о вас». С этим письмом в руках я и постучался к другу профессора. Тот, прочитав письмо, испытующе посмотрел на меня, усадил в кресло и сказал: «Коллега, разденьтесь, я осмотрю вас». Друг декана был психиатром».

_{Памятная медаль, изготовленная в ознаменование юбилея Альберта Швейцера в 1965 году}

Конец рассказа сопровождался плутовской улыбкой Швейцера.

— Так же относились ко мне и отцы церкви. Поселок миссионеров в Ламбарене, куда я намеревался отправиться, подчинялся парижскому миссионерскому обществу, и я мог там остановиться, только если бы выдержал экзамен по закону божьему.

И Швейцер — в то время уже автор нескольких книг по теологии — отказался сдавать экзамен и уехал. Он знал, чего хочет. Он видел перед собой задумчивый взгляд африканца, скульптурное изображение которого было на пьедестале памятника адмиралу Бруату, выполненному Бертольди. Это лицо словно вобрало в себя все страдания целого поколения африканцев. О помощи ближнему, которая обогащает жизнь человека, Швейцер писал: «Каждый, имеющий свободу выбора в вопросе службы, должен сознавать, что он переживает самые прекрасные минуты. Многие бы хотели оказаться на его месте, но мешают разные препятствия. А помощь и Добро доставляют человеку изумительное счастье».