На суше и на море - 1980

— Я потерплю, ничего. Как же нам быть с Алексеем? А что, если… операция, доктор, а? — Климов испытующе глянул на Кузякина.

— Понимаю, Иван Владимирович. Действительно, если оперировать Алексея здесь? Будь у меня инструментарий, наркотики для анестезии, рука бы не дрогнула. Я знаю, Алешка выдержит, он крепкий, мы с ним три года в горы ходим. Ах, черт возьми! — Доктор стал нервно разминать пальцы, словно готовясь к операции.

— Да, пожалуй, это идея!

— Если сюда с вертолета сбросят инструментарий и медикаменты, я буду оперировать Алексея в палатке. Валентин Сергеевич, вы же биолог. Будете моим ассистентом?

— Допустим, но… Как вы сделаете наркоз?

— В базовом есть опытный анестезиолог, он проконсультирует по радио… Другого выхода нет. Через сутки может быть поздно. Доставайте рацию, сеанс связи подходит.

…Радиограмму с плато принял старший тренер базового лагеря Кожевников. Пашков сообщал о серьезной болезни Кравцова и просил срочно сбросить с вертолета в районе станции «Восток» стерильно упакованный инструментарий и необходимые медикаменты для операции на брюшной полости. Кожевников тут же собрал всех медиков, которые были в лагере: двух хирургов, анестезиолога и медсестру из научной экспедиции. У всех нашлось только два скальпеля, один иглодержатель, кетгут…

Ответ экстренного консилиума был передан на плато:

«В условиях палатки на станции «Восток» невозможно обеспечить необходимую антисептику. Стерильного набора инструментов и аппарата для наркоза в лагере нет. Постарайтесь своими силами доставить больного к пику Парашютистов. Высылаем на помощь спасательный отряд. Сообщите ваши потребности в медикаментах, спасательном снаряжении для выброски с вертолета».

…Подкрадывалось самое страшное — апатия, безразличие. Климов молча лежал в своем спальнике, ему не хотелось даже пить. Только память работала четко, обостренно. Сквозь сомкнутые веки он, как на экране, видел свой путь: слепящие фирновые поля… Вороткин на остром гребне… Алексей неловко сползает на снег…

Отчетливо, до галлюцинаций он слышал: шуршит по снегу веревка… свистит сквозь пургу Пашков… Весело зовет Вороткин: «А теперь — вонзайтесь!»

Застонал лежащий рядом Алексей. Это была уже явь. Климов приподнялся, смочил влажной салфеткой его пересохшие губы.

… С первой утренней связью в базовый ушла радиограмма:

«Начальнику Управления ГВФ Кашинцеву,

старшему тренеру Кожевникову.

На высоте 6000 в районе станции «Восток» находятся двое тяжелобольных, один из них — академик Климов. Для срочной эвакуации больных просим вас разрешить посадку вертолета на Памирском фирновом плато. Считаем посадку возможной пилоту высшего класса.

Комендант станции «Восток» Пашков,

«начспас» Вороткин, врач Кузякин».

В горах не на равнине. Там особенно трудно бороться за жизнь. И еще день, ночь и снова день. Доктор, Пашков, «начспас» выхаживали, лечили, согревали больных. Утром, не открывая глаз, доктор первым движением, еще в полусне нащупывал руку лежащего рядом Климова, считал его пульс, потом склонялся к Алексею.

«Станция «Восток», Пашкову, Вороткину, Кузякину.

По вашей просьбе разрешена посадка на плато вертолета МИ-4. Требования к посадочной площадке сообщим позже. Выложите в районе станции «Восток» знак «Т» для выброски аварийного запаса медикаментов, продовольствия, теплых вещей. Сообщайте каждые три часа о самочувствии больных. В базовом лагере у рации дежурит главный хирург республиканской санавиации.

Начальник Управления ГВФ Кашинцев,

старший тренер Кожевников».

…Они уже не чувствовали себя маленькой беспомощной группой, затерянной в горах. Большая земля беспокоилась, требовала, помогала. Там, внизу, были подняты на ноги врачи, авиаторы, горноспасатели, связисты.

«Станция «Восток», Пашкову.