У русской избы полторы тысячи лет истории. Этот тип жилья прошел много стадий развития, совершенствовался десятками крестьянских поколений и к началу нашего века достиг совершенства. Что здесь лукавить: несмотря на обилие серийных проектов, в северной деревне ничего лучше избы пока не придумано. Высятся по берегам Пинеги эти деревянные мавзолеи с гордыми коньками и еще долго будут вызывать чувства преудивления и гордости. Такими мне запомнились дома Ф. М. Ширяева в Городецке, М. Я. Дунаевой и М. Е. Южаковой в Явзоре, И. А. Белоусова в Верколе и многие другие пинежские постройки, которые могут служить своего рода учебным пособием для начинающих архитекторов. От этих хором веет несокрушимой мощью, дивной теремковой красотой. Задираешь голову, чтобы охватить дом в целом, в совокупности всех его деталей, но взгляд выхватывает то кружево резьбы под крышей, то задиристый крюк-«курицу», что держит деревянный водосток, то замоховевшее кровельное покрытие, а то растительный орнамент из сказочных полудеревьев-полуцветов, в который «вмазана» птица счастья Сирин. Но самое удивительное конечно же — конек-охлупень, венец, так сказать, плотницкого творения, что застыл на стыке стропил и скатов. Иногда у него очень правдиво вырезаны голова, шея, уши, но чаще всего изображение довольно приблизительное и схематичное: стоишь, закинув голову, и недоумеваешь — то ли гусь это, то ли тетерев, то ли какая-то анатомическая диковинка…
Какое удовольствие было бродить по широченной паромовской повети! Сквозь прохудившуюся крышу бил тонкий и длинный лучик солнца — совсем как бельевая веревка! — а вокруг было разбросано столько всяких непонятных вещей, что голова шла кругом. Вещи, они ведь, как губки, обладают свойством впитывать в себя время, и, если человек проявит к ним интерес, могут приоткрыть свою тайну: для чего они, кому и как долго служили…
Вот узкий, похожий на заостренный с двух сторон карандаш, челнок, важная деталь ткацкого станка. Аким сказал, что этими станками пинежане уже не пользуются, а челноки кое-кто приспособил себе под пепельницы… Вот разнокалиберные туеса, от стакана, до двухведерной кадушки, — посуда прочная, стерильная, непромокаемая, ничего в ней не гниет, не киснет и не преет. Не случайно крестьянин, уходя в поле, брал с собой эти емкости из бересты: в любую погоду питье в них всегда оставалось холодным… Вот блеснула ржавчиной медная братина с загнутой ручкой: в старинные народные праздники из нее поочередно распивали домашнее ячменное пиво, усаживаясь по кругу. Напиток ядреный, терпкий, приятный, но совсем безалкогольный…
«Не потеряет ли многовековая избяная Русь с индустриализацией строительства своих национальных черт, своего неповторимого сложившегося облика? — этот вопрос все чаще задают себе и социологи, и архитекторы, и искусствоведы. — Может быть, эти дома стали анахронизмом и компрометируют наш космический век?..» Конечно же нет. Не умерла еще изба! И по всей видимости, не скоро еще умрет, хотя споры о том, каким быть сельскому дому, не утихают по сей день.
В свое время долго спорили, какие жилища нужно создавать в Нечерноземье — брусчатые, щитовые, железобетонные или же из панельных конструкций на основе древесины. Проекты предусматривали и водопровод, и канализацию, и теплофикацию, различались по количеству комнат в квартире и количеству квартир в доме. По правде говоря, эти споры не дошли до жителей Пинеги. Стратегию сельского зодчества они решали собственными руками и собственными средствами — правда, без канализации и теплофикации. И получилось в общем недурно: дерево — отличный строительный материал. Чтобы по-настоящему оценить такое жилье, нужно побывать в нем в 40-градусный мороз или же в сезон осенних дождей: сруб прочно держит тепло, лишен духоты, сырости и сквозняков. И, несмотря на малые размеры, кажется широким и светлым. Об этом умении расставлять домашние вещи так, чтобы не скрадывать пространства, а, наоборот, высвобождать его, писал когда-то знаменитый американский архитектор Райт. Но архангельский мужик понял это задолго до Райта. Ведь ему нужно было работать в доме, много двигаться, входить и выходить на улицу, и все вещи и инструменты должны были быть под рукой.
Все-таки не прав оказался Аким Паромов, когда говорил, что «у пинежан выпало ремесло из рук». Нет, не разучились они чувствовать дерево, обращаться с ним, не утратили приемы обработки. Целые улицы новехоньких, с иголочки двухквартирных домов из бруса, которые я видел в Суре, Пиринеме, Карпогорах и других пинежских селах, совсем не портят деревенский антураж. Да и его собственное жилище в поселке лесопункта смотрится как картинка. Конечно, паромовский дом нельзя сравнить с теми теремами, чьи фото украшают монографии о деревянном зодчестве, но в целом это довольно внушительное и прочное деревенское жилье, которое не только опирается на прошлый опыт, но и учитывает потребности 50-летнего мужчины и его многочисленных детей, которые знают, что такое городские удобства.