На суше и на море - 1987

— Неужели не знаете, что такое корявый? А еще рыбак! — удивился парень. И он рассказал, что кличкой «корявый» называют здесь рыбаки его величество осетра.

— Вот что, ребята. Рыбу удочкой и спиннингом вы ловить можете, раз приезжие. От этого вреда нет. Но только чтобы сетей не было. И держитесь дальше от «корявого». Как можно дальше от этого греха. А завтра плывите в другое место. На Ахтубе стоять можете долго, а здесь переночевали — и не задерживайтесь. А сетка у вас есть? — вдруг прямо спросил парень.

— Какая сетка? Да я сам ихтиолог, знаю, что можно, что нельзя! — обиделся Леня, отошел и быстро вернулся с удостоверением. — Вот, видишь, ихтиолог и работаю в Институте рыбного хозяйства.

Парень внимательно прочитал удостоверение, вернул с уважением.

— А я, пожалуй, чайку у вас выпью. Все-таки вы свой, тоже рыбник, — сказал он и улыбнулся.

— Какого чайку! У нас уха, чехонь жареная. Сыр, еще из Москвы, колбаса… И вообще у нас праздник.

— Пожалуй, сырку и колбаски можно. — И парень снял телогрейку, бросил ее на траву у расстеленной клеенки и сел на нее на колени. Но прежде чем снять телогрейку, он вынул из ее кармана большой черный наган, похожий на игрушечный, и осторожно переложил его в карман брюк. Ребята смотрели во все глаза круглыми от восторга глазами. Наступила неловкая пауза.

— Вы даже не представляете, сколько всякого опасного народа здесь иногда попадается, — сказал парень, словно извиняясь.

Ужин продолжался. Парня звали Николаем. Служил на флоте. Демобилизовался. И тут кто-то из друзей познакомил его с ребятами из рыбнадзора. И те предложили ему поработать в их системе. Думал, что это так, временно. А вот работает уже пять лет. Чего только не перевидал за это время! Ведь браконьер всякий попадается. Несколько раз за оружие приходилось браться.

— Но больше так, на испуг, — смеется он. — Последнее время стало трудно. Женился, а тут ночные дежурства, уходишь, как в море, на несколько дней из дома. А бросить трудно. Дело-то благородное. Каждый раз напоминает об этом и ритуал выхода на дежурство. Выстроит начальник: «Приказываю выступить на охрану рыбных богатств Советского Союза…» — даже мурашки по коже, так задевает.

Коля прислушался вдруг, мы тоже. В тишине вечерней реки слышался звук, напоминавший монотонно, неспешно работающий мощный тракторный мотор.

— Это наш катер рыбоохраны идет. Только он такой тихоходный и шумит. Поэтому все браконьеры его за полчаса слышат.

Мотор трещал все громче и громче, а потом, казалось, все заполнилось этим звуком, и вдалеке появились сначала огни, а затем и черный силуэт похожего на буксир катера. Коля побежал к своей лодке, и через секунду оттуда взлетела в воздух белая ракета. Катер чуть повернул и пошел прямо на нас. На его темной надстройке вспыхнул и погас, а потом зачастил вспышками яркий огонь, световая азбука Морзе… Коля из своей лодки тоже ответил миганием. Вскоре он поднялся к нам.

— Сейчас катер подойдет сюда. Мы тут постоим часик, дадим возможность браконьерам, если они есть сегодня в этих местах, забросить подальше свои донные удочки. Ведь «корявого» они ловят на донки, забрасывая их чуть ли не на середину протоки. Только там он берет. А потом мы бросим за корму специальные кошки с крючками и пойдем по протокам к Ахтубе. Будем тралить, рвать и вытаскивать браконьерские снасти. Вы бы посмотрели, сколько оборванных лесок и снастей остается на наших кошках после каждого траления. А вам мой совет — плывите завтра вниз по течению, пока не увидите, как протока раздваивается и часть ее отходит влево.

Этот рукав впадает в Ахтубу километрах в десяти отсюда. Вот на мысу, где раздваивается протока, и советую поставить палатки. Там можете жить сколько хотите. Ну мне пора, спасибо за угощение. — Коля побежал к катеру, который уже уткнулся в берег.

На другой день мы гребли прогулочным стилем и все же довольно быстро доплыли до места, где наша протока сильно расширилась, превратившись в огромный плес, в разных концах которого даже без бинокля видны были пятна «боя» чехони или жереха. Наши лодки держались левого берега, и вдруг он кончился. Нас подхватило и понесло вправо, к середине, мощное течение. В плес вливалась с востока быстрая и, чувствуется, глубокая река.

Мыс, образованный раздвоением протоки, представлял собой огромный пустынный пляж, покрытый белым песком. А за песком был невысокий, в несколько метров, обрывчик и дальше как будто роща: несколько десятков редко стоящих, огромных раскидистых деревьев. Вот оно, место, где бы хотелось остановиться, чтобы хоть в мыслях побегать, полежать на песке, искупаться в быстрых и чистых струях, погулять по какой-то «итальянской» — напросилось сравнение — роще.

— Давайте остановимся здесь, — предложил Леня.