На суше и на море - 1987

За те сутки, что мы провели на реке, погода переменилась. Ветер по-прежнему дул с востока, откуда-то из казахстанских степей, и был уже сухой, горячий. Поэтому, как только пристали, все, не сговариваясь, сбросили одежду. Взрослые полезли купаться, а дети с визгом начали носиться по твердому мокрому песку у обреза воды. Оказалось, что дно реки у пляжа очень мелкое, ровное, без ям и тоже песчаное. Долго-долго шли мы, пока не погрузились по-настоящему в воду, и тут я вспомнил, как Леня называл ее в Москве. Вода действительно была мягкая, шелковая. Это сравнение напрашивалось потому, что течение было быстрое и какое-то турбулентное, завихренное и вода все время как бы дотрагивалась, гладила различные части тела, как свободная шелковая рубашка, обдуваемая ветром. Да! Здесь было хорошо, безопасно и для купания ребят.

Место в роще под огромными деревьями, по виду дубами (это и оказались дубы) было занято. На поляне горел костер, стояли палатки и старенькая «Волга» с московским номером. Поэтому мы решили разбить лагерь среди редких кустов ивы на самом краю обрыва. Ведь ребята будут весь день на пляже, а с края обрыва, не отрываясь от лагерных дел, всегда можно держать детей в поле зрения. Да и место на срезе обрыва очень хорошо продувалось ветром, а это вселяло надежду, что там не будет комаров. И опять началось: выбрать место, поставить палатку (каждый ставил палатку для своей семьи), перетащить все грузы. Выбрать место для примусов, там будет кухня; кроме того, надо сделать из палок и плавника самодельные стол и скамейки рядом со столом — это будет столовая. Короче говоря, в этот обед у нас не было рыбы к столу. Женщины приготовили еду из консервов, и тут же выяснилось, что место мы выбрали неудачное. Слишком редкая трава была у края обрыва, а в основном просто живой песок. Он попадал в суп, второе, в чай — везде был песок. Но мы не передвинулись на другое место. Неудобство песка искупалось песком: даже делая повседневные работы по лагерю, мы были одновременно и на пляже и на реке. К вечеру в первый день нашей оседлой жизни Леня повел нас сначала искать низинные болотистые места, где можно было, перерыв массу земли, накопать немного червей. Зато потом оказалось, что с обрывистого берега в стороне от пляжа, в рукаве, уходящем в Ахтубу, на одного червяка ловилось штук по пять-шесть широконьких и плотненьких «тарашек», похожих по размерам на известную всем вяленую тарань. Обеспечив шесть ртов жареной таранью на ужин, Леня сказал:

— А что, если нам сегодня поймать большого сома?

— Как — большого сома? А разве это можно? — даже остановился я от удивления.

— Конечно, можно. Я тут присмотрел одно бучило. Мне кажется, там большая глубокая яма под водой. Там наверняка стоит большой сом. Будем ловить его на лягушку. Пойди поймай мне хорошую лягушку. — И Леня показал, какого размера лягушка, по его мнению, хороша для большого сома, который сейчас стоит на дне ямы. Я тут же пошел ловить лягушку.

— Ура! Мы идем ловить лягушку для большого сома! — радостно крикнули ребята мамам, которые чистили тарань к ужину, и мы побежали к местному болотцу. Опять с разных веток и коряг спрыгивали, «отклеиваясь» от них, коричнево-зеленые черепахи, но сейчас нам было не до них. Мы ловили нужную Лене лягушку. Наконец Саша, Алеша и я поймали по «хорошей» лягушке и пришли на берег, где Леня готовил снасть и лодку к отплытию. Жара спала, женщины, утомившись за день, крепко спали. Поэтому Леня уехал «ловить сома» один. Я остался с ребятами и, чтобы как-то скомпенсировать свою рыбацкую неполноценность, начал готовить жерлицы — намотанные на рогульки пятиметровые куски толстой лески с проволочными поводками на концах, к которым были приделаны по три больших крючка.

— Ура! Папа тоже поймает завтра щуку! — завопил Сашка, помчавшись вперед.

— Ура! У нас будут завтра и сом, и щука, — завизжал, бросившись за Сашей, Алеша.

Конечно же они не успокоились, пока не разбудили обеих женщин и не сообщили им эту потрясающую новость.

На следующее утро мы с Леней встали очень рано, спустили в воду обе лодки и поплыли в разные стороны — он к своему бучилу, я к пяти жерлицам, которые поставил-таки вчера под красиво нависающими над быстрой водой кустами метрах в двухстах ниже нашего пляжа. Чувствовалось, что там глубоко у самого берега, и почему-то место это ассоциировалось с рыбой. Три жерлицы оказались нетронутыми. «Все правильно, — думал я, снимая их и бросая в лодку, — ведь чудес на свете не бывает».

А четвертую жерлицу я сначала не мог найти. Потом увидел ее почти под водой: ветка, к которой она была привязана, надломилась и непонятно как держалась. И леска размотана. «Неужели?» Да, я опять поймал, и большую. Даже втаскивать в лодку побоялся и, плюнув на последнюю жерлицу, осторожно повел на буксире рыбину к себе домой. Когда подгребал к пляжу, увидел Леню. Греб он медленно, осторожно, оглядываясь все время назад.

«А что, если и у него…»