На суше и на море - 1990

И я вспомнил Андалусию. Но проблема безработицы остра для всей Испании. По данным официальной статистики, в стране одна из наиболее высоких безработиц среди населения западноевропейских государств. Проводимая правительством политика открытых иностранному капиталу дверей деформирует оптовые цены, наносит ущерб интересам сотен тысяч испанцев, занятых в сельском хозяйстве, торговле, промышленности. Далеко не всегда испанская промышленность способна конкурировать с индустрией высокоразвитых стран. Неудивительны поэтому голоса, что-де при Франко было лучше. Такие мысли с особым упорством распространяет реакция.

И борьба, явная и подспудная, идет. Ведь существуют и приводят в действие доступные им рычаги не только ближайшие родственники франкистской элиты, но и отстраненные от высоких постов сподвижники диктатора. Ошибкой было бы считать, что эра деспотии безвозвратно ушла в прошлое. Лишенные власти, эти люди, однако, имеют возможность пропагандировать свои идеи и сплачивать силы. Фашистская партия существует. Она называется «фуэрса нуэва» (новая сила). На выборах она получает поддержку определенной части избирателей.

На сборище, устроенном в ноябре 1980 года в память основателя фаланги Примо де Риверы, собралось до 200 тыс. человек! А попытка государственного переворота 23 февраля 1981 года? Она драматически подтвердила существование угрозы со стороны реакции. Приведу в порядке информации к размышлению и еще одну цифру: в 1980 году террористами в Испании убито более 100 человек.

Говоря о силах прошлого, нельзя, конечно, также не учитывать факт существования в стране военных баз США — одной военно-морской и трех воздушных: в Сарагосе, под Севильей и возле Мадрида, на которых постоянно бдят 10 тыс. американских нижних чинов и офицеров. Еще в 60-х годах американцы построили для Франко атомный реактор и помогли наладить добычу и переработку урана для поставки за океан. Капиталовложения США в Испанию достигли 3 млрд долл. Среди испанских импортеров Америка стоит на первом месте. Как известно, властвующая элита Соединенных Штатов с подозрением взирала на шансы прихода к власти Социалистической рабочей партии Испании.

Но вернемся к искусству. Не останавливаясь подробно на музее Прадо — живописные коллекции его всемирно известны, — скажу все же несколько слов. По нашим советским музеям мы знакомы с полотнами серьезного Сурбарана, сурового Хосе Риберы, с многоликим и правдивым Веласкесом, поэтичным Мурильо. Все эти испанцы широко представлены в Прадо. Можно посмотреть здесь также картины неизвестных авторов, предшественников упомянутых мастеров. Искусствоведы справедливо отмечают влияние на них фламандских и итальянских школ. Много в музее Эль Греко.

Менее известен у нас представленный в Прадо замечательный испанский живописец Алонсо Кано. Чрезвычайно интересны необычными расслабленными позами его портреты испанских королей. Хотя они и сидят во всех царских одеяниях и при атрибутах королевской власти, но в королях нет ни тени величия, парадности, суровости. Первое, что думаешь о них, — это обыкновенные люди, уставшие от забот. Запоминается также мадонна с ребенком, написанная Алонсо Кано лирично и в очень естественной, не напряженной позе. К случаю: мне давно хотелось отметить особую любовь в Испании из всей божественной семьи именно к мадонне. Ее изображают и ваяют много, с большим тщанием, даже обожанием. А в дни празднеств как символ страдания народа, идеал чистоты толпы людей носят по улицам городов и поселков скульптурные изображения богоматери.

В испанских залах музея господствует — как вы, верно, догадались — искусство Гойи. Благодаря Прадо, признаюсь, я впервые понял и оценил творчество этого художника. Нет, умом я, разумеется, ценил его и раньше. Его гротескный язык, стихийность чувств, богатство сюжетов, особенно в «каприччос», были понятны и прежде. Необычайно высоко я ставил его сочувственный и гневно раздраженный отклик на страдания народа и борьбу с поработителями. Но, за исключением нескольких картин, в Гойе мне недоставало восхищения духовно и физически прекрасным, чего я чаще ждал от искусства. Мне как-то всегда больше импонировало творчество с очевидным порывом к идеалу, видимо, то, что ближе к романтическому мировосприятию.

А теперь, в Прадо, увидев в подлинниках жанрово богатые и большие по размерам его картины, которые написаны для тканья гобеленов и редко воспроизводятся в монографиях, — этих охотников, молодых испанцев, запускающих змея, качающихся на качелях, отдыхающих на лоне природы, завтракающих или водящих хороводы, этих водоносов, продавцов винограда, посуды, группы беспечно играющих детей, молодежь танцующую, развлекающуюся на ходулях, — я, увидев все это, внезапно осознал, как много этот гений сделал, чтобы запечатлеть Испанию своего времени, ее обычаи, ее народные типы.

Картоны примирили меня с раздраженным, подчас злым Гойей, помогли принять смятение его художественного языка и нервную фантасмагорию его «каприччос». Гойя — многогранный, разный, необъятный, великий.