На цыпочках

— Я вообще-то не думал об этом, полковник... — сказал я.

— Не думали? — сказал полковник. — А стоило бы подумать. И крепко стоило б.

— Кто, по-вашему, несет все тяготы и лишения войны? — сказал полковник. — Кто, постоянно рискуя жизнью, защищает поступательную нерушимость наших границ? Кто, пребывая в походах, умиленно вспоминает минуты покоя и тишины? Десант, — ответил полковник. — Так кому же больше всего желать мира, как не десанту? Именно десанту, — сказал полковник. — И пока мир в руках десанта, — полковник возвысил голос, — вы можете спать спокойно. Десант надежно защитит мир от всяких посторонних посягательств.

— А-а-а... от каких, полковник?

— От всяких, — сказал полковник, — от штатских, например.

— От штатских?!

— Ну конечно, от штатских, — сказал полковник, — от штатских, в первую очередь.

— Как! А... разве штатские не хотят мира, полковник? — спросил я.

— Не хотят, — грустно ответил полковник, — пороху не нюхали и не хотят. Им вообще наплевать: мир или война.

Полковник вытащил кожаный портсигар.

— Вот и вы тоже, — недовольно сказал полковник, — вам тоже все равно.

Полковник сунул свой стек под мышку и, не глядя на меня, закурил.

— Все штатские одинаковы, — продолжал полковник, снова двигаясь в путь.

Я растерялся:

— Но почему, полковник? Ведь я уже говорил вам...

— Демагогия! — прервал меня полковник. — Демагогия. Абстрактно всем хочется мира. То есть никто не против. Конечно, каждому приятно сидеть за толстыми стенами, за широкой спиной десанта. А как насчет ангажированности? — спросил полковник.

— Какой ангажированности?

— Ну такой, обыкновенной, — сказал полковник.

— Простите, полковник, я не очень вас понимаю, — сказал я. — Я, собственно, не знаю, что это такое, ангажированность.

— Ну, это понятие такое «ангажированность», — пояснил полковник. — Скажем, «назвался груздем — полезай в кузов». Это и есть ангажированность.

— Извините, полковник, но я не понимаю.

Полковник нетерпеливо щелкнул себя стеком по сапогу.

— Вы живете в обществе, — сказал полковник, — пользуетесь, так сказать, транспортом. Есть и другие места общественного пользования. А как же с «груздями»?

— С какими груздями, полковник? Я ничего не могу понять.

— Вы — назвались груздем?

— Я? Нет, не назывался.

— Не назывались?!

— Нет.

— Тогда, о чем мы вообще говорим? — обиделся полковник.

— Я не знаю, полковник, — сказал я, — по-моему, вы говорили об ангажированности.

— Ну вот, я и говорю, — сказал полковник, — грузди, ангажированность — какая разница? Вообще какая разница, кто как назывался? Это не важно. Ведь вы согласны с тем, что, проживая в обществе, нельзя быть свободным от общества?

— Да, разумеется, полковник, — сказал я. — Я и сам всегда считал, что ответственность...

— Вот-вот, — сказал полковник, — следовательно, вступая в игру, вы принимаете и условия этой игры, и вы обязаны их выполнять.

— В принципе, верно, полковник, только я не понимаю, о какой игре вы говорите.

— Ну, об этой, — сказал полковник, махнув стеком на холмы, — об этой, о патриотической.

— Та-ак, — сказал я, — игра...

— Игра, — подтвердил полковник.

— Но это ваша игра, полковник, — сказал я.

— Наша, — сказал полковник.

— Простите, полковник, но при чем же здесь я?

— А при том, — сказал полковник, — что это и ваша игра.

— Моя?!

— Ваша, — сказал полковник.

— Но позвольте, полковник, почему? — удивился я.

— Потому, — сказал полковник, — что вы играете в эту игру.

— Я?!

— Вы.

— Я играл в эту игру?

— А как же, — сказал полковник, — судите сами: вы прятались, бежали — разве не так?

— Ну, так.

— А для чего вы прятались? — спросил полковник.

— Ну, как?.. Чтобы выяснить, не угрожает ли мне какая-нибудь опасность.

— А для чего бежали?

— Боже мой, да потому что в меня стреляли, полковник!

— А если бы в вас не стреляли, то вы, вероятно, не стали бы бежать.

— Нет, разумеется, нет. Зачем?

— Резюме, — сказал полковник, — имела место некая совокупность действий.

— Какая совокупность действий?

— Не какая, а чья, — поправил полковник, — чья. Ваша совокупность действий, — сказал полковник.

— Моя?

— Не ваша, а ваша с десантом, — раздраженно сказал полковник. — Совокупность ваших действий с действиями десанта. Так вам понятно? — спросил полковник.

— Про совокупность понятно, — сказал я, — только я не пойму, при чем здесь игра.

— Как при чем! — удивился полковник. — Так ведь эта совокупность... это же и есть игра.

— Значит — игра?

— Игра, — сказал полковник, — и строгая игра, — сказал полковник, — и уж если вы приняли условия этой игры, то извольте их выполнять.

— О каких условиях вы говорите, полковник? Не принимал я никаких условий. Я даже не подозревал о них, я и правил этой игры не знаю — ничего.

— Скажите, — сказал полковник, — разве перестанут звезды циркулировать только оттого, что вам неизвестно об их циркуляции?

— Нет, конечно, полковник, не перестанут.

— А снег? — спросил полковник. — Снег прекратит свое падение, если вы, находясь в условиях южного пояса, не подозреваете о нем?

— Нет, — сказал я. — Нет, полковник, это не зависит от меня.

— А правила зависят от вас? — спросил полковник.

Я молчал.