На войне как на войне. «Я помню»

– Это же не школа, хочу – туда пойду, хочу – сюда. Меня обучали на минометчика целый месяц, все, значит, им и придется служить, это приказ.

– Вам доводилось видеть результаты вашей работы?

– Мы, конечно, проходили через немецкие позиции, видели, что там творилось, но наша ли это работа или чья-нибудь еще, точно определить мы не могли, так как только наши офицеры могли знать, по какой цели мы стреляли. Когда мы стояли в обороне, то у нас в бруствер окопа были воткнуты палочки для ориентира: цель номер один, цель номер два и т. д., а что это за цели, нам не говорили.

– С контрбатарейной стрельбой доводилось сталкиваться?

– Конечно, и сколько раз. Запомнился такой случай, как-то мы поддерживали огнем разведку боем и впервые оказались под огнем шестиствольных минометов. Рядом с моей ячейкой упала такая мина, похожая на газовый баллон, но не взорвалась…

– Бывали бои, когда вам приходилось стрелять из стрелкового оружия?

– Нет, у меня таких боев не было, непосредственно с немцами мне сталкиваться не пришлось. Но, например, мой лучший друг Толя Лубинец был убит автоматной очередью. А мне, даже когда месяц был в пехоте, в то время было затишье и мы стояли в обороне, пострелять из винтовки и там не довелось. В минометной батарее мне как наводчику полагался пистолет, но его мне не выдали. Сейчас много таких ветеранов, которые говорят, я подбил столько-то танков, я сбил столько-то самолетов, а я про свое участие в войне всегда говорил: «Я всего лишь одна песчинка, из тех многих и многих миллионов, из которых сложена наша Победа…»

– Как вы оцениваете немцев как солдат?

– Немцы – нация с очень высокой организацией. Стремление к порядку у них в крови, они занудистые в этом отношении. Хорошие были вояки, очень дисциплинированные, но я бы сказал, что голая дисциплина без выдумки – пагубна. Они, конечно, были очень распропагандированные, верили в свою исключительность…

– С власовцами доводилось воевать?

– Нет, ни разу не сталкивались, но особенно мы, пережившие оккупацию, хорошо знали, как много людей пошло на сотрудничество с немцами. У меня даже один знакомый в Одессе пошел служить немцам. Чего он пошел, идиот? Что с ним было дальше, я не знаю, наверное, печальна была его судьба. Большинство власовцев составляли наши военнопленные, которые были поставлены в невыносимые условия и которые надеялись, что у них появится шанс изменить свою судьбу. Но были, конечно, и убежденные предатели, и сам Власов прежде всего.

– За что вы получили орден Славы 3-й степени?

– За ранение, за то, что пролил кровь за Родину. Мы были вместе с пехотой и у нас никого не награждали, только братскими могилами. Собирали всех погибших, давали троекратный залп и идем дальше… Ведь кого тогда могли наградить? Того, кто в течение долгого времени мог остаться в живых, т. е. штабисты, артиллеристы. А мы, пехота, были хворостом, который подбрасывали в огонь войны. Я помню всего один случай награждения у нас. В октябре 1944 г. орденом Отечественной войны наградили одного парня, белоруса. Он был ветераном части, и за что его конкретно наградили, я не знаю. А через пару дней он погиб… А в нашей роте что-то я не помню награжденных солдат. Когда после войны нужно было пойти получить медаль «За Победу над Германией», я не пошел, у меня была назначена встреча с девушкой. Зачем мне эта медаль? Орден Славы мне вручили на 20-летие Победы. Видно, среди наших руководителей тогда были умные люди, которые задумались о том, сколько же простых солдат осталось ненагражденными, сколько среди них было ранено и искалечено. И видно, решили наградить таких солдат, в их число попал и я.

– Что скажете о фронтовой дружбе?

– В боевой обстановке, когда из-за больших потерь очень сильно менялся состав, люди просто не успевали хорошо познакомиться, не то что подружиться. Мы, одесситы, естественно, старались держаться вместе, поддерживали друг друга. Но и нашу компанию постепенно выбили… Я оставался последним.

– Какие отношения у вас были с офицерами?

– Самые добрые, но, конечно, некая дистанция всегда была. Командиры у нас менялись часто, как наступление, так их выбивали… Запомнился последний наш командир взвода, очень хороший был человек, бывший учитель из Сталинграда, к сожалению, не помню его фамилию, но и он погиб…

– Как часто выдавали фронтовые «100 грамм»?

– Всего несколько раз. Я помню, что выдавали нам их на праздники: 7 Ноября, Новый год, может, еще пару раз, и все.

– Как относились к пленным немцам?

– Немцы к концу войны, конечно, были уже «не те». Костяк, их элиту мы уже «выбили». Ненависти к ним я не испытывал, и случаев расправы над пленными я не помню.