Но солдат не выбирает место, где ему лечь в землю.
Роте капитана Леру в качестве места дислокации выпало северное кладбище. Что вызвало всплеск кладбищенского юмора среди солдат роты.
Было ли в Сен-Прива еще и южное, никто не знал. Но это почему-то называли северным.
— Вот же не повезло, — говорили все в начале, располагаясь среди могилок.
А потом, когда начался обстрел, заметили, что среди тех, кто вынужден был ждать атаки врага, устроившись среди надгробий, потери ниже, чем у соседей.
Кто-то сказал:
— Может здесь похоронен какой святой?
— Думай сам, что говоришь! Над могилами святых всегда сооружают храмы. К ним приходят паломники. Ты здесь где-то храм видишь? Вон один, святого Жоржа вроде, в центре деревеньки.
— Может неизвестный святой.
— Какой может быть неизвестный без чудес?
— А ты выгляни за забор! А сюда не залетело ни одного снаряда.
Впрочем, не было никакой мистики в том, что снаряды пока не залетали на кладбище. Одна лишь баллистика и геометрия. Но у солдат всегда свой взгляд на жизнь и смерть.
Вера в чудодейственную защищенность кладбища только усилилась, когда капитана Леру вызвали к командиру полка, и он был убит германским снарядом, едва отойдя на десяток шагов от кладбищенской ограды. Так и не узнав, что мог бы сегодня стать командиром батальона.
Место командира роты временно занял лейтенант Гренье. А Дюпон неожиданно для себя поднялся до взводного.
Солдаты погрустили минуту о хорошем командире. Гаспар Дюпон даже хлебнул чуток из фляги в память о покойном. А дальше занялись своими делами. А что тут говорить: сейчас Леру, а вскоре ты, или он, или я. Дело то обыденное.
Слишком много смертей. Слишком много крови, стонов и мучений. Слишком.
В какой то момент, страх, терзавший с утра всех и каждого, притупился, а то и вовсе исчез. Люди устали бояться и на время утратили чувство самосохранения. Сейчас солдат сейчас заботило, столько воды осталось во фляге и патронов в сумке. Но все могло измениться в одну минуту. Наступил момент, когда усталость от войны могла переполнить допустимую природой грань. И тогда плотина, воздвигнутая в разуме солдата дисциплиной, долгом, тщеславием и бог весть еще какими отвлеченными понятиями, позволяющими управлять солдатской массой в бою, могла рухнуть, превратив воинское подразделение в обезумевшую толпу. Это чутко уловил старый контрабандист, разрядив томительное ожидание новой атаки немудренной шуткой:
— Вы как хотите, парни, а мне на кладбище нравится! Тихо, спокойно, и снаряды не летают.
— Смотри, Гаспар, придет за тобой сюда Ганс[5]! — скаламбурил Пауль Монс из Страсбурга.
— Ну, придет, здесь и ляжет!
— Э нет! — возразил поляк Доминик. — Французские кладбища для французов!
— А я к святому Петру не тороплюсь! — отвечал Гаспар. — Пропущу бошей вперед!
— Эй, будущие покойнички! — раздалось из-за ограды. — Где мне найти капитана Леру?
— Если праведник, то увидитесь с ним в раю. Если грешник, придется подождать.
— Да я почти святой!
— Уж не Жорж ли? Мы его только недавно вспоминали.
— Будете смеяться, но именно Жорж, — проговорил неизвестный, что-то делая по ту сторону ограды.
— Ну-ка, глянем, как сейчас святые выглядят, — пробурчал Дюпон, направляясь к импровизированному проходу в тыл, пробитому заранее.
— Святой Арбогаст[6]! — внезапно отшатнулся от проема, опередивший его Монс.
Любопытному лотарингцу на какое-то мгновение показалось, что он видит упомянутого к вечеру Ганса Траппа. Хотя ни бороды, ни цепей, не мешка у стоящего перед оградой гвардейского сержанта-майора не наблюдалось. Зато от пришельца явно пахло порохом и серой, и рядом с ним стоял Конь Бледный. И было что-то во взгляде незнакомца пугающее, потустороннее. Это ощущение усиливалось странным, неподвижным, будто неживым, лицом незнакомца, наступающими сумерками и атмосферой кладбища, еще минуту назад мирной, а ныне мрачной и пугающей.
Выглянув след за подчиненным, Гаспар увидел того, кто испугал впечатлительного Пауля. Это был тот самый сержант-майор, что при Сен-Мари командовал картечницами на повозках. А занят он был тем, что привязывал коня светло-пепельной масти.
— А где же черный? — почему-то спросил Гаспар.
Сержант-майор ничего не ответил, даже выражение лица у него не переменилось, но старый контрабандист понял: погиб черный красавец.
— Так насчет командира роты? — напомнил артиллерист.
— Вон оба, — кивнул Дюпон в угол кладбища.
Там несколько солдат, сменяя друг друга рыли могилу. А рядом, прямо на порожке лежало тело капитана Леру. Рядом на могильном камне о чем-то задумался лейтенант Гренье.
— Сержант-майор Бомон, — представился артиллерист, подходя к лейтенанту. — Генерал Бертрана приказал оказать вам поддержку огнем.
— Лейтенант Гренье. Временно командую ротой. А сколько у вас орудий?
— Три картечницы Гатлинга. Одно я расположу здесь, — Бомон кивнул в сторону дома к северо-востоку от кладбища. — Это будет отсечная позиция. А две расположу вон там… Видите усадьбу, над которой поднимается дым? Там мы какое-то время сможем остаться незаметными для немцев и держать под контролем западное и северо-западное направление.