На рассвете они вступили в Гравелотт, на околице которого их нагнал штабной адъютант. Узнав, что за колона перед ним, адъютант долго ругался. Понять его было не сложно: он потратил на их поиски чуть ли не половину ночи. Вручив Леру целых два десятка различных приказов, адъютант ускакал. Из приказов выяснилось, что за ночь штабные успели расформировать маршевый батальон и разбросать солдат по частям. Жалко только, что в наличии солдат было вдвое меньше, чем думали штабные. Ну да это их заботы. Меньше солдат – больше паек для оставшихся. Вот только, расформирование означало, что никакого питания бывшему батальону теперь не полагается. И если они хотят поесть, то им следует поспешить в свои части.
Среди прочих был и приказ о назначении подполковника Бомуара командиром полка во второй дивизии. Жаль, бедняга, погиб накануне. Порадовался бы.
А Гастона порадовало, что он, как и лейтенант Гренье, так и остался под командой капитана Леру. Ротный оказался неплохим командиром, заботящимся в меру сил о нуждах солдат и не теряющимся в бою.
Если солдаты и офицеры каждой из противоборствующих сторон, выходили из боя с ощущением победителей. То у командующих армиями такого ощущения не было. Ночь страха. Именно такой стала ночь после битвы при Марс-ла-Туром для французского маршала Базена, и для его противников, генерала Альвенслебена и кронпринца Фридриха-Карла.
Германские генералы провели ночь в тревоге, ожидая, что с утра на них навалятся основные силы французской армии, и вчерашняя полу-победа обернется полным поражением. Они не понимали смысла действий французов, и это несколько нервировало германские штабы. В конце концов, после сомнений и размышлений, они объяснили себе разрозненный и несогласованный ввод в сражение французских дивизий тем, что противник проводил разведку боем. Каким же было их изумление, затем выросшее в радость, граничащую с восторгом, когда они узнали, что галантные французы уступили им победу. Там где вчера белели французские бивуаки, сегодня было пусто. А кое-где, противник даже палатки оставил. Кавалерийские разъезды вскоре подтвердили отсутствие в обозримой видимости врага. Разведчики донесли, что в полях за Резонвилем брошено множество военного имущества. А в самом селении французы забыли полевой госпиталь, со всем персоналом и ранеными. Но до самого обеда командующий немецкой армии находился в ожидании неприятных известий. Но враг не появлялся, и кронпринц успокоился.
Что именно думал в эту ночь и следующее утро французский маршал Базен можно только догадываться. Слишком много взаимоисключающих приказов и телеграмм он отправил в эти часы, и слишком путанно объяснял свое поведение позже. Императору командующий ночью телеграфировал, что отступит для пополнения припасов. А утром отправил телеграмму, что будет в Вердене не далее, чем через два-три дня. Однако его приказы по армии вступали в полное противоречие с тем, что маршал обещал своему императору. Так полковнику Левалю он приказал подыскать места для бивуаков корпусов в зоне действия фортов крепости Мец.
Больше, чем составление стратегических планов, Базена волновали отношения с собственным начальником штаба. Генерал Жаррас был навязан маршалу императором, но не горел желанием занимать столь высокий пост. В свою очередь, у Базена была собственная кандидатура – генерал Сиссе. Оба пожилых генерала в этой ситуации повели себя как мальчишки. Базен не имел ни способностей, ни наклонностей для штабной работы. Но при этом старался всячески умалить влияние и значение неугодного штабиста, очень часто, во вред делу, загружая того всевозможной ерундой, едва ли не подсчетом подштанников. А Жаррас не имел ни силы воли, ни решительности, чтобы отстоять собственное мнение. Он подавал Базену планы, приказы, графики, распоряжения… Чтобы затем наблюдать, как все это игнорируется начальством, и только разводить руками. А тем временем Рейнская армия все более погружалась в хаос.
С точки зрения Базена, вырваться из заколдованного круга штабной неразберихи, можно было бы, сменив Жарраса на Сиссе.
Поэтому 17 августа маршал отправляет императору с командантом (майором) Маньяном личное послание, в очередной раз испрашивая разрешения избавиться от неугодного ему штабиста. В письме он так же сообщал о своих дальнейших планах:
«Мы употребляем все средства, чтобы пополнить припасы и возобновить движение, если это возможно. Я двинусь по дороге на Бри, не теряя времени. Если только новые бои не расстроят мои расчеты».
В последующие года Базен будет упирать на то, что он, дескать, не обещал твердо прорываться, а только если представится возможность. Однако письмо было составлено в таких выражениях, что у Луи-Наполеона сложилось твердая уверенность, что Базен идет на прорыв.