На звук пушек

Солдатский телеграф уже разнес среди солдат, что остальным корпусам повезло меньше, чем парижанам Канробера. Им пришлось копать всю ночь, не смотря на голод и смертельную усталость после пережитого сражения и марша. Правда на севере и позиции на крутых склонах долины Манса, заросшие лесом, более приспособлены для обороны, чем ровное поле северней Аманвиллера. Зато центру первыми и держать удар.

До личного состава довели, что 6-му корпусу следует удержать позицию до наступления темноты. Всего несколько часов светового дня. А еще был слух, что Базен вот-вот прикажет отступать дальше к востоку, к холмистым лесам. Потому то и нет приказа окапываться.

После часового стояния в линии, роту выдвинули в передовое охранение. Капитан оставил лейтенанта Гренье за старшего, а сам отправился к полковому командиру, полковнику де Геслину.

Выставив наблюдателей, солдаты повалились на траву, радуясь солнечному утру.

В окружающем пейзаже ничего не напоминало о том, что идет война. Солнечный день. Зеленые луга. Желтые квадраты полей. Звонкое мелодичное пение жаворонков и стрекотание кузнечиков. Хотелось улечься на траву и смотреть в глубокое голубое небо, где легкие белые облака, мчатся куда-то на восток. Пронесутся над Германией, Польшей, Россией, чтобы где-то в бесконечно далекой Сибири выпасть дождем. А может просто растаять уже сегодня к вечеру по капризу теплого ветерка.

Хороший денек. Сухой, но не слишком жаркий. Солнце приятно греет кожу.

Немцев хорошо потрепали позавчера. И хотя французы отступили, бошам тоже необходимо время что-то подтянуть подкрепления, подвезти боеприпасы. Им тоже нужно отдохнуть…

Но прочь мысли о тевтонах в этот прекрасный день!

Скоро обед. В фляжке легкое белое местное вино. Сильванер. Неплохое винцо. Дюпон предпочел бы, конечно, привычный для него жюронсон. Или хотя бы бордо. Жаль только, что Тардиф[75] Божо Блан, один из его любимых сортов, не выпить больше со стариной Полем. Бог весь что за напасть напала на виноградник Поля, уничтожив превосходную лозу в каких-то три года. Ах, что за вино давала лоза с виноградника Божо. Да… Посидят ли они еще когда за бутылочкой Тардифа?

Может и самому заняться виноделием? Где-нибудь в окрестностях По. Или купить домик на берегу моря? В Биарице. Белый песок, синее море. Соленый ветер. Солнце. Вино и горячие девчонки скрасят ветерану жизнь на склоне лет… Или сухие красотки и горячее вино? Хе, хе…

– Не спи, сержант!

Лейтенант Гренье. Ну кто же еще?

– Лейтенант, а вы читали Беранже? – негромко, чтобы его слова не долетели до солдат, поинтересовался Дюпон.

– Читал, – недоуменно ответил Гренье. – «Пятое мая». Меня на свой корабль испанцы взяли с тех берегов, где грустно я блуждал…

– А может, помните: «Да, я прибил офицера…»[76]? Я бы поостерегся подкрадываться к человеку, у которого заряженное оружие в руках.

Люди, служившие в армии, прочитав диалог между сержантом и офицером, могут обвинить автора в незнании армейских реалий. Да, общение офицеров с нижними чинами, подобное описанному выше, было невозможно в прусской или российской армии.

Но вот во французской армии времен второй империи, такое общение вне строя было в норме. В неоконченном романе Стендаля «Красное и белое» (Люсьен Левен) очень красочно, с натуры описаны типажи французских офицеров 30-х годов 19 века, когда военная карьера считалась во французском высшем обществе и среди буржуазии весьма не престижной. Недаром автор вкладывает в уста своего героя, поступившего корнетом в армию горькие слова: «Без сомнения, вы умирали с голоду, раз взялись за это ремесло»? И в этом же абзаце, что могли ожидать офицеры от подчиненных им солдаты и унтеров: «В одно прекрасное утро из рядов может выступить какой-нибудь капрал, вроде Гоша, который обратится к солдатам с призывом: «Друзья мои, идем на Париж…»

Вот и Беранже, писал свое стихотворение, основываясь на правде жизни. «Старый капрал», хоть и описывает времена Первой реставрации, когда в армии существовало противостояние офицеров-роялистов и солдат-еще из наполеоновских наборов. Но опубликовано оно было уже при Наполеоне III в 1857 году, и публике не было необходимости объяснять, что, действительно, капрал может и полк поднять на Париж, и офицера… того. Во времена Второй империи для капрала или сержанта, понятно, это обернулось бы строгим наказанием, но не расстрелом, как при Реставрации, а но все же взысканием. Но таких ситуаций старались не допускать. Тем более, что офицеры ротного уровня чаще всего были из таких же старослужащих. Или вчерашних выпускников военных школ, в отношении которых сержанты часто выступали своеобразными "дядьками"-наставниками.

Что касается офицеров французской армии, то они разделялись на две резко отличавшихся друг от друга группы.