На звук пушек

Оглянувшись он увидел, что два батальона их полка, стоявшие сразу за ними, начали строиться в походные колоны. А одна из рот уже марширует на запад в сторону Сен-Мари. Два батальона сегодня по сути и составляли 94-й полк. По штатам полк должен был начитывать четыре тысячи штыков, а после Резонвиля в списках числилось всего две с половиной тысячи человек. А в реальности, наверно еще на сотню-две меньше, даже если считать всех обозных, которых во французской армии почему-то числили строевыми.

В поле, к тому месту где стояла рота, во главе группы солдат и офицеров торопливо шагал Капитан Леру.

Гренье подтянулся, оправил мундир:

– Выровнять ряды!

Германцы шли большой силой. Не меньше двух дивизий. А возможно и целым корпусом. Пока оценить количество наступающих войск не представлялось возможным. А на западе еще пылили колонны. Не надо было быть военным гением, чтобы понять: боши проводят фланговый обход. А командир корпуса, чтобы затруднить их движение в качестве аванпоста направил в Сен-Мари наличные батальоны 94-полка.

А в Сен-Прива тем временем батальоны корпуса выстраивались в линию. Так же как шестьдесят лет это делали солдаты Великой армии. Канробер решил воспользоваться всеми преимуществами местности, позволявшие использовать устаревшие плотные построения. В этом случае огонь пехоты обещал быть наиболее эффективным. Тем более, что германская пехота не сможет ответить. Пока боши введут в дело артиллерию, французы изрядно проредят атакующие порядки противника, а затем отойдут под защиту строений селения, которые предоставят хоть какую-то защиту. Увы… Даже для проведения необходимых фортификационных работ не было ни никакой возможности.

Канробер не знал, что Мольтке, помня какое опустошающее действие оказывали ружья Шасспо на немецкую пехоту, решил использовать количественное и качество преимущество в артиллерии. Накануне битвы в корпуса был отправлен приказ: «вступать в сражение, введя в бой прежде всего артиллерию». Пехоту рекомендовалось пускать в дело после продолжительной артподготовки, когда германские снаряды расстроят французские ряды.

Глава 14. Санта-Мария

Франция, Лотарингия, Сент-Мари-о-Шен, 18 августа 1870 г.

В то время как батальоны шагали по дороге, глотая пыль, рота Леру двинулась по тропинке среди полей, выстроившись в колону по двое.

– Сержант, гляньте, вон тех стожков у дороги вчера вроде не было.

– Мало ли, может утром крестьяне сметали.

– Так население все сбежало, в лесах прячется. Одно древнее старье в деревнях осталось.

– Хм, а как это ты вчера видел, что этих стожков тут не было? – поинтересовался Дюпон.

– Так, это… – растерялся солдат, уже проклиная себя за длинный язык.

– Да ладно, – успокоил беднягу Гаспар. – Я понял, что ходил в дозор. Смотри, вон на дороге, к нашему полковнику скачет какой-то офицер. Значит, в селе стоят наши, и опасности нет. Но ты молодец!

А на юге, за лесом все громче и громче звучала канонада, и слышались ружейные залпы.

Говорят, в прусской армии даже пехотные командиры имеют коней. Может не все, но большинство кадровых наверняка. Жалование им это позволяло. Во французской пехоте все обстояло иначе. Ротный шагал со своими подчинёнными все марши и походы. Потому что лошадь это роскошь: стоит она дорого, обиходить и кормить ее тоже денег требует, а умирают прекрасные и умные животные легко и просто. Даже быстрей, чем люди.

Стараниями сержанта Дюпона в роте появился прекрасный трофейный конь. Настоящий «cheval de bataille», созданный для битвы. Возможно, что и породистый. Но капитан посчитал, что сейчас выгодней держать его запряженным в повозку с ротным имуществом. Выпадет свободная минута, надо будет распорядиться, чтобы сменяли жеребца на соломенную лошадку. С какой угодно доплатой. Хоть и говорят: кормить лошадь сеном, все равно, что не иметь лошади. Но ячменя на красавца не напасешься, так как не положено роте иметь жеребца. А хорошую цену за трофей не дадут. Леру вслушался в пушечный рев. Нет, не дадут… Особенно если боши и сегодня отправят на убой свою кавалерию.

Вот же ж! И конь вроде в роте есть, а все равно приходится капитану Леру мерять поле своими ножками. Стаптывая на неровной почве сапоги. Да еще и поторапливаться. Следовало поспешить к батальонному командиру, чтобы лично спросить какие будут распоряжения, так как никто не догадался послать к нему ординарца с указаниями. А отправить к батальонному одного из лейтенантов, или, не дай боже, сержанта – господин подполковник может воспринять это как нарушение субординации. А то и своеобразную фронду со стороны капитана, который начал службу на десяток лет раньше, а все еще пребывает в ротных.

Хотел было капитан взять с собой Гренье, чтобы потом не спешить назад, а отправить лейтенанта вперед. Но вспомнил о дяде-генерале, и передумал. Взял с собой с собой ординарца, молодого парня, не имеющего никаких способностей к воинской службе, но попавшего в армию. Должна же быть от косорукого хоть какая-то польза.