Набат

Иван Александрович старательно изучил проект линии и теперь, не глядя в него, мог сказать, где надо вырубить деревья, за какой горкой повернуть налево или направо. С Федором Розумом и Третьяком они пешком прошли всю трассу. По дороге он успокаивал ребят, что ничего страшного нет — сделают. А вечером, на квартире, Иван Александрович почесал затылок, так как до этого не представлял сложности строительства.

В училище были мастера поопытнее, для них практика — что-то вроде отдыха. Вернувшись домой, они рассказывали в перерывах между занятиями о разных приключениях. Иван Александрович удивлялся: где они находили время на это? Один из «зубров», по кличке Принц, посоветовал ничего не принимать близко к сердцу. «Если этот человек может воспитывать специалистов, то я с моим флотским опытом не пропаду и буду работать немножко лучше, чем он, потому что мне не все равно, что делает мой ученик».

От Крица и Макарчука Иван Александрович пошел на линию. Федор издали приметил мастера. Тот шел по целине, будто трактор, прокладывая дорогу, и вся его крупная, но аккуратная стать, казалось, была переполнена силой.

Ребята очищали столбы от снега, связывали их с бетонными пасынками. Дело постепенно двигалось. Мастер прикинул: прошли уже не менее трех километров.

— Мало нас на такую линию, Иван Александрович, — сказал Третьяк. — Почти не курим, а сделали не очень… Этак мы и к осени не закончим.

— Начальник управления говорил, что попозже приедут еще две группы учащихся. Но неужели мы такие немощные? Теперь и бригадир у нас есть.

— Без него тоже сможем. — Яков потянул себя за волосы. — Ну и что, что рыжий? Кому от этого плохо?

— Не злись. Поживем — увидим, — успокоил его Федор.

— Я не злюсь… — Яков взял лом, подсунул его под столб и перекатил к бетонному пасынку.

Ребята снова взялись за дело, и мастер, постояв немного около них, пошел дальше по линии.

3

К концу дня мастер попросил Федора зайти к нему на квартиру. Розум переоделся, съел немного оладий с кислым молоком и вышел из дому. Два дня лежал снег, и все привыкли к нему, будто не стояла уже весна. Теперь магистраль была чистой от снега — разбили машины, и он растаял. Перед мостом, в конце улицы, темнело несколько фигур. Показалось, что среди них мелькнула знакомая. Федор зашел в магазин. Ему нужны были ручка и бумага. Продавщицу звали Татьяной. Он как-то разговаривал с нею, и она пригласила его на танцы в соседнюю деревню, где был Дворец культуры. Федор тогда отказался, а она смеялась и говорила ему вслед: «Что, испугался, маменькин сынок?»

— Не заходишь что-то? — сказала продавщица и поправила волосы на висках. Ласково улыбнулась: — Что хочешь?

Федор достал деньги, пересчитал их.

— Небогатый у вас заработок, а говорят — монтажники, монтажники…

Татьяна прошла вдоль прилавка. Белый халат тесен ей, сверху пуговицы расстегнуты. Федор вдруг захотел пить. Проглотив слюну, отвел глаза от продавщицы. Схватил бумагу — и за дверь.

От моста долетали крики, ругань. Он сначала думал обойти это место, но почему-то пошел туда.

На асфальте, не обращая внимания на проходящие машины, дрались четверо. У всех одежда была порвана, лица окровавленные. Трое били одного.

— Остановитесь, что делаете?

Никто его не слышал или не хотел слышать. Тогда Федор схватил за рукав сгорбленного, бородатого мужчину:

— Остановитесь!

Только он сказал это, как слева ударили его по голове, аж потемнело в глазах. Федор разозлился — никто его не бил, сколько он себя помнит.

Перехватил руку, вывернул — и вот лежит один в сугробе. Ударом посадил на асфальт бородатого. Третий и сам упал. Они бормотали что-то, лежа в снегу, а человек, которого били, будто сумасшедший, хохотал и показывал на них пальцем. Федор узнал своего бригадира.

— Молодец, молодец! Спас меня от этих волков. — Богдан едва стоял на ногах. — Мужик! Так им и надо. Захотели победить меня, Ваську Богдана, первого бойца монтажного управления. Сволочи, тьфу! Помоги дойти до дома.

Федор обхватил его за плечи, хотя и было противно смотреть на эту окровавленную рожу, и повел домой. Из магазина выбежала Татьяна, заохала:

— Кто тебя бил?

— Это не меня, — неохотно ответил Федор, — а его.

— Почему же у тебя на лице кровь? — Она платочком провела по его лицу, показала на Богдана: — Это тоже ваш?

— Наш…

По дороге Богдан пытался петь, но, видимо, забыл слова и только повторял одну строчку. Последние метры к дому Федор его уже нес на себе. Перед дверью Богдан стал на ноги, застегнул куртку, и Федору показалось, что он трезвый, потому что глаза смотрели уверенно и ясно.

— Прошу, заходи. — Он сам открыл дверь.

— Нет, мне надо идти.

— Не бойся.

— Чего мне бояться? — Федор первым вошел в хату.

Тэкля готовила ужин.

— Тэкля, дай гостю сесть, — сказал Богдан с порога.

— Пожалуйста, пожалуйста. — Тэкля полотенцем накрыла табурет. — Присаживайтесь, уважаемый.

— Готовь стол, Тэкля, — приказал Богдан.

— Нет, я пойду, — поднялся Федор с табурета.