Наблюдатель

Не успел я договорить, как хозяин сам возник в дверном проеме.

– Мики! – жизнерадостно закричал он, подходя к Сэре-то-есть-Саре сзади и приобнимая ее за талию. Но та выскользнула из его объятий – якобы за напитками, хотя у нее в руке уже был бокал пива. Джулиан жестом пригласил нас войти. Я видел, как он смерил Астрид оценивающим взглядом с головы до ног.

– Ну привет, – протянул он. – Очень приятно!

Я попытался взглянуть на Джулиана глазами Астрид. Дженни как-то сказала, что он скользкий, но безумно обаятельный. Высокий, с бледным, поразительно квадратным лицом, которое с недавних пор обрамляли волосы до плеч и усы, подозрительно напоминавшие Китченера[94]. Когда мы с Джулианом только познакомились, его стиль представлял собой некую смесь английского чудака и поэта-битника. Однако проведя лето в Сан-Франциско, он обзавелся пугающим количеством рубашек с узором пейсли и облегающих клёшей. Дженни была убеждена, что он подкладывает в гульфик тряпочки, – для объема.

– Добро пожаловать в mi casa[95], – промурлыкал он, ведя нас на кухню, чтобы «привести в тонус». Все абажуры были накрыты шифоновыми платками, да еще он где-то достал красных лампочек, призванных создать особую атмосферу. Впрочем, и без них огромная гостиная напоминала пещеру Аладдина – устланная потрепанными персидскими коврами, вся в богатой парче и бархате самых невообразимых цветов – от массивных портьер цвета индиго до ярко-малиновых пуфов.

– Добро пожаловать в опиумный дворец Кубла-хана! – провозгласил он, впервые показывая квартиру нам с Дженни.

– Больше похоже на примерочную в Biba[96], дорогой, – Дженни удивленно приподняла брови, отряхивая с рубашки бородки павлиньих перьев.

– Значит, будем надеяться, не меньше девушек, чем там, скинут здесь свои одежды, – весело подмигнул мне Джулиан.

Убранство кухни взяла на себя его мать, и оно тоже не отличалось лаконичностью: всякие безделушки из их семейного поместья в Греции; дорогая книга рецептов с цветными иллюстрациями; впечатляюще современные и даже немного пугающие аксессуары, большинство из которых превратились в пылесборники или использовались совершенно не по назначению. Кухонный стол служил полноценным баром. Джулиан достал пару хрустальных бокалов и затушил сигарету в ступке для специй.

– Итак, – продолжил он, разливая джин. – Астрид, Астрид, Астрид… Стокгольм?

– Боу, – без всякого выражения произнесла она.

Джулиан расхохотался и вручил нам по бокалу.

– Чем же ты занимаешься в Боу? Должно быть, модель?

Теперь – под новым углом зрения – я понял, почему у Дженни сложилось о нашем друге такое мнение.

– Но ты ведь не секретарша, а?

– Официантка, – ответила она.

– И певица, – вставил я. – Ей только что предложили постоянное место в клубе на Денмарк-стрит.

– Ах! Chanteuse[97]. Да, у тебя и тембр голоса такой… соблазнительный.

Я посмотрел на Астрид – та едва не поперхнулась джин-тоником. Тут в кухню заглянула Дженни, которая уже порядком набралась.

– Джулс, мой бокал пуст!

Он налил ей чистого джина, не сводя глаз с Астрид. Дженни прошла между нами, посылая воздушные поцелуи, и, закурив сигарету, заявила, что Астрид просто обязана пойти с ней и познакомиться со всеми.

– Ну же, – настаивала она голосом заправского гида. – Допивай что у тебя там осталось и возьми еще, пока ты тут. Все просто умирают, как хотят с тобой познакомиться!

Астрид нервно улыбнулась и послушно последовала за ней, сжав на прощание мою руку.

– Я через секунду приду, – заверил я ее.

– Еще чего, – Джулиан снова прикурил, затем предложил сигарету и мне. – Это и есть та самая горячая официанточка из итальянской забегаловки?

Я кивнул. Он присвистнул.

– Боже ты мой! Bellissima! – он лениво затянулся. – А она говорить-то умеет?

– Когда нужно, – ответил я, внутренне протестуя, – но в обществе Джулиана я вечно терял самообладание.

– Ага! – рассмеялся он. – Так ты уже сделал дело?

Я пожал плечами, но при этом хитро улыбнулся, чтобы он не сомневался: конечно, да (хотя на самом деле нет).

– Отлично! Что ж, не стесняйся приглашать сюда ее коллег – можно даже в передниках, если они придут сразу после работы.

– Коллеги у нее – страшилища. А уж растительность на лице – почище, чем у тебя, приятель!

Он фыркнул.

– Ты вот смеешься, а в Калифорнии девчонки с ума сходят по таким бакам. Жуть как хочу обратно в Штаты! Отрастил усищи – и ты, блин, уже Казанова!

Джулиан учился в Лондонской школе экономики и вот-вот должен был получить грант, чтобы будущей осенью поступить в магистратуру Стэнфорда.

– Цыпочки от них просто тащатся. Ах, свободная любовь, – мечтательно вздохнул он. – Американская мечта…

С этими словами он отлепился от столешницы, на которую облокачивался, и жестом пригласил в комнату. Уже в дверях хлопнул меня по спине, и на мгновенье к нему вернулся итонский акцент, с которым он так упорно боролся.