Я села на чемодан и стала ждать. Стоянка была пуста и освещалась лишь одним фонарем. Поразительно, как быстро я привыкла к ритму большого города, – и это притом что свои годы становления я провела в глуши. Взглянув на мириады звезд (наверное, тех же, что каждую ночь представали моему взору в детстве), я невольно поежилась. Несколько минут тишину нарушало лишь жужжание насекомых да шелест в верхушках сосен, покачиваемых ветерком, – как вдруг раздался рев мотора и темноту ночи прорезал яркий свет фар.
Дженни (без всякой надобности – я бы и так ее заметила) погудела в клаксон, потом опустила окно старенького синего «ситроена» и высунула голову:
– Ку-ку! – французский акцент у нее был вполне убедительным.
Помахав ей в ответ с неподдельным воодушевлением, я взяла в руки чемодан. Она потянулась и открыла дверцу со стороны пассажира. Я совершенно неэлегантно забралась в машину. Из потрескивающей магнитолы доносились звуки фортепиано Телониуса Монка.
Она повернулась и посмотрела на меня.
– Божечки мои, да ты же вылитая… – тут она сглотнула и, взяв себя в руки, продолжала с напускной веселостью: – одна моя давняя подруга, – пояснила она со смешком. – Господи, я будто бы привидение увидела! Прости, – она легонько похлопала меня по руке. – Старость не радость, да? Дженни, рада познакомиться!
– Лия, – улыбнулась я в ответ. От нее будто бы волнами исходила доброта, и в ее обществе мне необъяснимым образом сразу же стало легко.
Дженни была хороша собой – густые седые волосы собраны низко на затылке в небрежный узел; породистое, очень выразительное лицо. На ней был заношенный свитшот под горло, нитка янтарных бус и серебряные сережки. Руки, державшие руль, – крупные и в то же время элегантные; словом, практичное сочетание.
– Ну, как доехала? – в ее устах вопрос прозвучал искренне, без ноток фальшивой вежливости.
– О, замечательно! – ответила я. – Обожаю поезда. Люблю смотреть в окно – как меняется и перетекает один в другой пейзаж. Так медитативно…
– Я тоже люблю сухопутные путешествия – и до сих пор мне везло. Прошла старой тропой хиппи, когда это еще было возможно, объехала автостопом и поездом всю Европу и Ближний Восток.
– Ого!
– Ага. Мы с Брайаном – это мой муж – отправились в путешествие сразу после свадьбы, в 1976-м. И пропустили самое жаркое лето в истории Великобритании, представляешь? До сих пор обидно, – рассмеялась она. – С Брайаном я тебя сегодня познакомлю – он тоже здесь, вместе с нашим сыном Томом.
– А как вышло, что вы все дружите с Майклом и Анной? – спросила я.
– Мы с Мики вместе учились в Оксфорде (в каменном веке), и с тех пор мне так и не удалось от него отделаться, сколько ни пыталась! – тут она, сощурившись, наклонилась вперед: – Чертовы проселочные дороги!
Впереди, выхваченный из полумрака светом фар, маячил дорожный указатель: «Сен-Люк-сюр-Мер».
– Так, отлично, это наша деревушка – я еще не выжила из ума! – она рывком вновь завела мотор. – Скоро ты услышишь шум моря!
Деревня, по словам Дженни, состояла из небольшой площади, двух кафе (Café de la Poste и Le Bastringue), пивной, табачного киоска, булочной, почтового отделения и – сразу за мемориалом павшим воинам – газетного киоска. На вершине холма, откуда открывался вид на море, возвышалась церковь, а километрах в восьми от городка располагался супермаркет Carrefour.
– Девять месяцев в году это место совершенно безлюдно – я бы даже сказала безжизненно, – заметила Дженни. – Но летом его просто-таки наводняют туристы. На поезде можно быстро добраться до Монпелье или Марселя, а вдоль побережья – множество очаровательных городков, куда вполне можно доехать даже на велосипеде.
Дом стоял чуть в стороне от деревни, посреди небольшой долины, куда с трудом можно было проехать на машине (Дженни, при всей своей непосредственности, справилась с этим мастерски). С главной дороги он был практически невидим за густыми зарослями сосен, чей сладковатый аромат, подхваченный соленым морским бризом, кружил голову.
– О боже, это ведь сон, да?
Дженни согласно кивнула:
– Кусочек рая, – пробормотала она, резко выкручивая руль, чтобы вписаться в поворот. Наконец показался дом – серебряный в лунном свете, с едва различимыми в темноте окнами в свинцовом переплете, ставни настежь распахнуты, фасад, выкрашенный белой краской, оплетен плющом.