Наблюдатель

Закупившись хлебом, мы надумали выпить по чашечке кофе на террасе Le Bastringue. Я опустилась на плетеный стул и вдруг испытала давно забытое чувство, так часто посещавшее меня в годы юности, что прошли в глубинке: странное, граничащее с шоком, ощущение при виде незнакомых молодых людей; волнение от предвкушения безграничных возможностей нового знакомства. За столиком пивной расположились трое парней, их позы были расслаблены и непринужденны, все их манеры излучают уверенность в себе. Ноги широко расставлены, руки закинуты за голову, на губе небрежно висит сигарета. Я старалась не обращать внимания на то, что все они смотрят на меня. Том и вовсе не замечал их присутствия.

– Поверить не могу, что она тори, – вещал он. – Она же всегда была такая классная. А теперь, наверное, спит с Борисом Джонсоном. О, un allongé, s’il vous plaît[100], – добавил он вслед пролетевшему мимо нас официанту.

– Pareil[101], – пробормотала я. Один из сидевших напротив парней снял солнцезащитные очки и одарил меня победной улыбкой.

– Ça va?

– Ça va[102], – улыбнулась я в ответ. Том быстро повернулся и коротко кивнул ему в знак приветствия (хотя это было излишне).

– Хе, – ухмыльнулся он. – Французы!

– Вообще-то она никогда открыто не заявляла о своей принадлежности к консерваторам… – я прервала фразу на полуслове, заметив, что незнакомец все еще не сводит с меня глаз. Тут зажужжал лежавший на столе телефон Тома.

– О черт, это мой звуковик! Секунду.

Я воспользовалась этой возможностью, чтобы установить зрительный контакт с привлекательным соседом.

– Дилан, я тебя очень плохо слышу, – громко кричал Том в трубку (так всегда делал мой отец). – Связь тут паршивая… Да, я еще в этом городке… Погоди-ка… – он посмотрел на меня, будто извиняясь, и зажал отверстие микрофона. – Это очень важно. Придется отойти, поискать сигнал – я ненадолго. Прости.

Он неуклюже перемахнул через стулья, едва не опрокинув один из них, на тротуар и не успел скрыться из виду, как новый друг окликнул меня.

– Alors, c’est ton mec?[103]

Я притворно возмутилась и ответила, что вовсе Том мне не парень. Молодой человек, пробравшись между столиками (гораздо изящнее, чем Том), занял его место.

– Americaine? – спросил он.

– Anglaise, – машинально ответила я.

– Жером, – представился он и указал на спутников: – Камий, Нико.

– Лия.

– Остановились в Сен-Люке?

– Сразу за ним. Работаю в одной английской семье.

– Ах, да – у писателя. Но вы говорите по-французски.

– Я живу в Париже.

Он воодушевленно кивнул.

– Ça s’entend[104]. А я в Марселе, но вырос тут – вот почему знаю вашего писателя. Он приезжает сюда каждое утро, а в этом городке все всех знают.

Я понимающе кивнула:

– Я тоже из маленького городка.

– А в Париже чем занимаетесь?

– Прячусь от взрослой жизни.

Он рассмеялся.

– Moi aussi un peu[105], – он закурил. – Вообще-то я музыкант, но работаю в баре.

Ох уж эти мальчишки! Смело лепят на себя этикетки профессиональных творцов, ни в коем случае не любителей.

– Je peux te piquer un clope, s’il te plaît?[106] – спросила я.

Он вынул сигарету из кармана рубашки и зажег, когда я поднесла ее к губам. Глаза у него были темные, почти что черные, а нос – прямой, как у римских императоров на старинных монетах.

– Я буду в Сен-Люке еще пару дней, – продолжал он. – Надо встретиться – покажу тебе достопримечательности.

– Слышала, здесь потрясающий Carrefour.

– Ah, merde[107], значит, ты уже побывала в турбюро?

Я засмеялась.

– Нет, серьезно. Завтра вечером у нас apéro, в доме моих родителей. Приходи!

Тут я увидела у газетного киоска Тома – он отчаянно жестикулировал.

– Я бы с удовольствием.

Жером снова просиял улыбкой, сверкнув идеальными белыми зубами. Нижняя губа у него была тех твердых очертаний, что покорили меня с самого первого дня приезда во Францию.

– А что ты делаешь после обеда?

* * *

Домой я вернулась около пяти вечера, проведя все это время в компании трех друзей. Том пообедал вместе с нами на террасе, хотя было немного неловко оттого, что он почти не говорил по-французски, а ребята – по-английски; впрочем, Том продемонстрировал виртуозное владение языком жестов. А уходя, настойчиво уговаривал меня остаться.

– Не волнуйся: никто на тебя не обидится, – заверил он. – В конце концов, ты ведь пробудешь здесь еще целый месяц!

Мы посидели еще пару часов, пока наконец не решили прогуляться до пляжа, а там, устроившись на дюнах, курили и слушали хаус на чьем-то телефоне с писклявыми динамиками.

– Это один из моих миксов, – сказал Жером с напускной небрежностью (хотя его явно распирала гордость).

Порой мне казалось, что последние лет пять я только и делаю, что хвалю парней за их миксы, – и все же я с искренним энтузиазмом ответила:

– Мне нравится вот этот кусочек. Это на арабском? – и лишь произнеся эти слова, поняла, насколько они невыносимо банальны.