– Нет, – вздохнула я. – Устала, пойду спать.
– Ладно тебе! Конец лета, давай поплаваем.
Он убрал выбившуюся прядь мне за ухо. Почему мужчины вечно это делают? Это что, такой способ выразить нежность или этому они научились у киношных героев, повторяющих этот жест всякий раз, как лицо их возлюбленных попадает в объектив камеры? Как часто в те волнующие секунды, когда мужчина собирался меня поцеловать, я вдруг ловила себя на мысли, что наблюдаю за происходящим как бы со стороны; я ясно представляла себе, как выглядят мои глаза (ясные и лучистые – во всяком случае хотелось бы, или как по переносице скользят тени, или восходящую линию подбородка (умиротворяющую и зовущую). Что бы мне такого сделать со своим лицом, чтобы выглядеть как Настасья Кински или Хелена Кристенсен?
Сказать по правде, ощущения от поцелуя Ларри были совершенно не похожи на то, что я испытывала с Жеромом. Не было того нереального чувства – как будто я не осознаю собственных действий, а мое тело само знает, что делать. Взгляд его не затуманивался, когда он смотрел на меня; хотя по большей части он и вовсе на меня не смотрел. Может, оттого я так сильно его желала? Я убедила себя в том, что промелькнувшая меж нами искра никак не связана с моей внешностью, – просто мы с Ларри говорили на одном языке, а значит, он знал настоящую меня.
Общаясь и взаимодействуя с миром посредством своего второго языка, я нередко становилась как будто более уязвимой. Я много думала об этом. В определенном смысле без брони родного языка отношения казались мне более честными и непосредственными. Абстрагируясь от того веса, каким обладало каждое слово, не имея возможности обратиться к английскому с его тенденцией к двойственности, я становилась непривычно открытой и искренней. С другой стороны, в глубинах моей самооценки навечно застряла заноза в виде легкомысленного ответа подруге, которая еще в университете спросила меня, почему я вечно встречаюсь с французами (сказала, что просто не нравлюсь англичанам). Ларри же смеялся над моими шутками, понимал намеки и аллюзии, говорил, что со мной весело. Но раз со мной так весело, почему же он меня не хочет? Нарциссу во мне просто необходимо было подтверждение, что я могу быть желанной для такого, как Лоуренс.
– Мне казалось, ты этого не хочешь? – вполголоса проговорила я.
– Я сказал: не думаю, что нам стоит это делать.
Он обнял меня за талию и притянул к себе. Я почувствовала, как помимо воли выгнулась спина, – и он улыбнулся моей податливости. Лишь когда он прикрыл веки – и наши лица оказались так близко, что я чувствовала запах Suze в его дыхании, – я услышала их голоса, доносящиеся из сосновой рощи. Они шли домой.
– Боже, признаю: когда я впервые увидела ее на станции, то чуть в штаны не наделала…
Наши глаза одновременно широко раскрылись, а у Ларри на лице появилось совершенно непривычное выражение. Голос, вне всякого сомнения, принадлежал Дженни.
– А каково мне, представь! – отозвался Джулиан. – Мало мне шока в 20 баллов по Рихтеру при виде вас двоих – впервые за столько лет, – так еще вдруг она, чертова Астрид в купальнике! Слава богу, у меня нет проблем с холестерином – иначе я бы прямо там хлопнулся в обморок.
– Господи, – вздохнула Дженни. – Знаешь, когда она только приехала, мне было так жутко… Потому я тебе и написала – хотела, чтобы ты убедил меня, что…
– Убедил? Да ну тебя, Джен. Что вообще он творит? Я на днях спросил у Лии на пляже, что за работу он ей поручил, – он насмешливо выделил слово «работа». – Переписка, вычитка – это еще ладно… Но обработка дневников? Нет, серьезно?
Повисло тяжелое молчание. Я чувствовала, как Ларри сверлит меня взглядом, но сама упрямо не поднимала глаз.
– Боже ты мой, – прошептала опять Дженни; потом – судя по скрипу скамейки – села. – Дай закурить, а?
– Я не прихватил с собой пачку, как-то не подумал, что понадобится.
Снова молчание.
– Жуть, правда? Я, конечно, сто лет не видел Астрид – но ведь на самом деле невозможно забыть человека, правда?
– Невозможно.
– Не знаю, в чем тут дело: в манерах, в том, как они себя держат, что-то в этом роде. Ну не могут же они быть так похожи…
– Дженни, – тихо прервал ее Джулиан, – да они как две капли воды.
Руки Лоуренса безвольно упали, и теперь он пристально на меня уставился. Я почувствовала, как все тело сковало беспричинным стыдом.
– Но ведь это же безумие? Ну то есть бывает, что люди похожи друг на друга, но Лия и Астрид… как будто увидел привидение. Все так и ожило в памяти. Каким был Мик, когда вернулся в Лондон. И как мы не знали… и так и не узнали… О боже, чувствую себя старой глупой коровой, совсем расклеилась…