Читаем Над бездной полностью

Над бездной

Я люблю бродить одна По лесным полянам.Простотой моей равна Мирным поселянам.Тишина густых дубрав.Щебетанье птичек,Света мне милей забав И его привычек.Слышен мне в глуши лесной Звук незримой лиры;Тихо вьют надо мной

Вешние зефиры.Идеала красота В мыслях возникает;Гимны чудные мечта Сердцу напевает.

Кончив песню, Люцилла услышала шорох в кустах. Кустарник раздвинулся, но вместо ожидаемого Сервилия взору красавицы явился прекрасный незнакомец.

Это был молодой человек лет 30, одетый в бедную, холщовую, короткую тунику. Густые, как уголь черные волосы довольно длинными кудрями висели с его головы, перехваченные ременным обручем. Густые, длинные усы придавали его привлекательному лицу выражение плутоватости и насмешливости. Большие черные глаза странно искрились, когда он взглянул на трех девушек, сидевших у ручья. Обнаженные по локоть грубые руки выказывали сильные мускулы, а высокий рост придавал всей его фигуре вид настоящего богатыря.

Это была красота и привлекательная правильностью в чертах лица и в то же время отталкивающая выражением насмешливости. Взглянув на него и встретившись глазами с этим диким, смелым и насмешливым взором, всякий мог почувствовать сознание своей слабости тела и духа в сравнении с ним.

— Хорошо богатой да свободной госпоже распевать тут о лирах и зефирах, — бесцеремонно выразился брюнет, — не ведаешь ты песен о кровавой мести врагам, песен о печали, сосущей сердце, о злобе, клокочущей, как лава, о жгучей, непримиримой вражде… ха, ха, ха!

Засмеявшись, он хотел пройти мимо.

— Кто ты? — спросила Люцилла, — я тебя никогда прежде не видела в здешних местах.

— Знай себя и довольно с тебя, сказал мудрец Хилон, — ответил незнакомец еще насмешливее.

— Ты из ученых! — удивилась Люцилла.

— Ха, ха, ха!.. из ученых!.. парит орел под небесами, а его посадят в курятник, как петуха, и выучат петь кукареку или запрут в клетку, как попугая, и велят говорить: добрый господин, я люблю тебя, — хоть бы этот господин и не кормил его по два, по три дня… ха, ха, ха!.. всяко на свете бывает… Эх, госпожа!.. не сидеть бы тебе тут одной с этими двумя пигалицами!

— Ты шутник!.. кто ж ты?

— Что ж тебе за дело до меня? Могу я тебе сказать, что я жид из фламиниевской усадьбы; удовольствуешься этим ответом?

— Нет, не удовольствуюсь, потому что у тебя не еврейский акцент. Послушай, молодой человек, я вижу, что ты умен и весел, поговори со мною о чем-нибудь приятном!.. ужасно скучно жить среди здешних простаков или грубиянов.

— Поговорить о приятном… ха, ха, ха!.. а что, если я свистну, выскочат из-за кустов десятеро таких же молодцов, как я, подхватят тебя с обеими пигалицами… цап!.. и на мышиную лодку!.. приятный это будет разговор?

— Ты меня пугаешь, но я не трусиха. Разве ты корсар?

— А ты бы этого не хотела?

— Ты говоришь уклончиво, возбуждая мое любопытство.

— Любопытство — самая несчастная из страстей человеческих. Из любопытства человек бросает кости и делается игроком, из любопытства узнать чужие ощущения человек в первый раз напивается и делается пьяницей, из любопытства человек лезет на чужой корабль и попадает на мышиную лодку разбойников. Любопытство — самая дурная страсть.

— Ты говоришь со мною наставническим тоном, как говорит педагог с учениками. Неужели ты будешь так невежлив, что не уделишь мне часа из твоего досуга?

— У рабов досуга нет.

Горестно прозвучала эта последняя фраза в устах красавца, и в ней слышался прежний сарказм.

— Нет досуга у рабов жестокого господина, — ответила Люцилла, — но слуга хорошего всегда имеет время отдыха.

— Этого благополучия мне не досталось в удел.

— Твой господин жесток?

— У меня нет господина, ха, ха, ха!

— Ты себе противоречишь.

— Возбуждая еще больше твое любопытство?

— Сознаюсь, что так.

— Господин у меня был, да за Стикс уплыл.

— Умер?

— Вот эта правая рука промахов не дает… бац! — и кончено!.. поняла?