Один из факелов в переднем ряду толпы опустился, потом погас. Аяна сидела на холодной мостовой, и стражники за её спиной перешёптывались. Она повернулась к начальнику стражи, который стоял сзади, сжав челюсти.
Если эти люди сейчас разойдутся по домам, что им будет? – спросила она беспокойно. – Они могут сейчас просто уйти?
– Куда они уйдут? – сипло пробормотал он. – Я бы и рад не ввязываться в это, но они уже пылают... Ох, Анвер... Они не уйдут без крови!
– Клянусь вам своей кровью! – крикнула Аяна, вскакивая на ноги и выхватывая у него из-за пояса нож. – Что вас никто не тронет, если вы сейчас разойдётесь! Если хоть одного из вас тронут, пусть его семья придёт ко мне и потребует мою жизнь! Ты слышал? – повернулась она к начальнику стражи, поднимая окровавленную руку над головой. – Моя жизнь за жизнь любого из них!
Он побледнел, кивая.
– Если тебя тронут, мы сами потребуем жизнь этого ублюдка, – крикнул кто-то из толпы.
Несколько факелов погасли. Гул над толпой слегка утих. Глаза людей блестели в свете огней, и кровь с ладони Аяны капала на камни мостовой.
– Расходитесь! – крикнула Аяна. – Заклинаю вас светом во мраке! Своим родовым именем умоляю вас! Ради моего сына, расходитесь! Пусть пролитой мной крови будет достаточно сегодня!
– Вы слышали моего брата? – заорал вдруг голос из толпы. – Расходитесь! Он принёс вам свет, а вы подставляете его!
Лойка выскочила вперёд, и за ней продирался Верделл.
– Его обвинят в пожарах, и придёт конец надежде ваших сыновей на лучшую жизнь, потому что его последователей отправят на каторгу! Разойдитесь! – кричала она.
Время замерло в тишине и молчании, нарушаемом лишь фырканьем лошадей стражников за спиной. Факелы гасли, шипя, брошенные на землю, один за другим. Аяна посмотрела наверх, на светлую голову Лойки и тёмные вихры Верделла, на их головы, похожие на две луны в зимнем небе. Она сделала движение, чтобы подняться, но две луны мигнули и погасли над ней.
60. Вырвать с корнем репей
– Очнулась, – сказал голос.
Аяна повернула голову. Рядом сидела Лойка, протирая тряпицей её лоб.
– Тише, тише, Айи. Ты потеряла сознание, а потом, по-видимому, провалилась в сон. Уже утро.
– Где...
– Они разошлись. Ты погасила пожар, – сказал Верделл, глядя в окно.
Аяна, пошатываясь, подошла ко второму окну, выходящему на залив и упёрлась лбом в стекло, охлаждая гудящую голову. Воспоминания прошедших дней стучали в висок, отстранённые, будто воспоминания о прочитанной книге. Она закрыла глаза и стояла так долго, долго, пока стекло не нагрелось под её лбом.
– Я не думала, что Анвера знает столько народа, – сказала она наконец. – Простите. Мне нехорошо. Я вымотана. Вы не знаете, что с Киматом? Я хочу увидеть его.
– Нельзя. Айи, нельзя, – сказала Лойка, вставая. – Слушай, это всё должно улечься. Мальчишки растрепали по всему городу, что тебя запер кир Пай. Ирселе приезжал с утра, он сказал, что Луси в порядке, и Кимат тоже. Они там заперты, но они в безопасности.
– Почему не разбудили меня? – вскинулась Аяна. – Почему?
– Тебе было паршиво, кира, – повернулся к ней Верделл. – Тебе бы отдохнуть сейчас. И поесть.
– Ты выглядишь как пугало, – кивнула Лойка. – Пойдём.
Аяна сидела, вяло возя ложкой в тарелке с густой похлёбкой. Конда там, с Киматом. Он поклялся, защищая её, Аяны, жизнь, не отходить от Айлери. Как тупо всё получилось! Она не хотела восстания! Она хотела быть с любимым! Тихая, спокойная жизнь, та катараме... Он не нарушает клятв. А Пулат?
Она вздрогнула. Ложка остановилась. Воло не сказал, что Пулат клялся. Это не клятва...
– Ешь давай, – сурово рявкнула Вараделта, и Аяна покорно сунула полупустую ложку в рот. – Смотри-ка, слушается. Давай, жуй, кира!
Аяна затравленно смотрела на них, и Верделл с Лойкой переглянулись.
– Он придумает что-то, – сказала она. – Конда придумает что-то.
Утро и день прошли в золотистой дымке каприфоли, но к вечеру тревога вернулась. Аяна сидела в саду, пытаясь соединить воедино осколки мыслей, но в голове аж звенело от этих усилий. Несколько раз она оглядывалась, надеясь услышать его "Айи!" и увидеть его с Киматом на руках, но двери оставались закрытыми.
Наконец двери открылись, но на пороге стоял не Конда.
– Хоть какие-то новости! – умоляюще воскликнула она, увидев Ирселе на пороге. – Прошу!
– Я ненадолго, – сказал Ирселе, шагая внутрь, взволнованный и бледный. – Аяна, в доме всё вверх дном. Воло...
Аяна застонала, хватаясь ха голову. Что на этот раз?
– Он не может с тобой говорить. Он говорил со мной. В саду никогда не приживутся нежные цветы, если там всё занято грязным замаранным репьём. Так сказал Пулат киру Конде.
– Что это значит? – тревожно спросила Лойка, подхватывая оседающую на лестницу Аяну.
– Он... – пробормотала Аяна, собирая воедино кусочки цветного стекла этой страшной, безумной мозаики. – Он собирается...
– Вырвать с корнем репей, – кивнул Ирселе, беспокойно жуя губы. – Кира, тебе надо уходить.
– Но там Кимат и Конда! – крикнула Аяна, подтягиваясь за перила. – Куда уходить?! Я никуда не уйду!