Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Очень ценились рижские вещи. После войны там еще оставались замечательные добротные портные, шляпники, жилетники. Отдыхавшие на рижском взморье в 50-е годы обязательно возвращались в новых пальто, дамы — в костюмах из модного прибалтийского трикотажа. В Риге покупали тонкие дамские чулки — особая роскошь.

В магазинах продавались только стандартные изделия советского производства. Вещи не покупали — за ними охотились. Каждый наряд был уникальным, коллекционным. Существовал целый мир комиссионных магазинов. Водили знакомства с продавцами в мужских отделах, посещали подсобки, где можно было выпить стакан вина и закурить американскую сигарету. Придворной считалась комиссионка на углу Восстания и Некрасова: там поэт Рейн однажды подцепил роскошный «континенталь» табачного цвета, даже карманы были еще застрочены — совершенно новый. Табачный цвет считался самым модным. Например, у Бродского был костюм-тройка оливково-табачного оттенка. Скрывая узковатые плечи, поэт почти всегда носил пиджак или куртку.

Валентин Тихоненко:«Я был модный человек номер один. Однажды я купил швейцарское пальто, оно мне было нужно для рекламного броска, так как у меня не было тогда автомобиля. Это было роскошное швейцарское пальто, мне потом один иностранец сказал, что и в Швейцарии я был бы стиляга, а здесь — просто сожгу всех. Я ходил в американском „стетсоне“, все по цвету, пальто голубое, до колен. Бывали простенькие, но очень красивые костюмы, все были чисто шерстяные. В те времена хорошим материалом считалась чистая шерсть, 100-процентная, хорошего цвета. Костюмы были со вкусом, не было диких цветов, как комсомольцы писали. Были у меня плащи, шуба у меня была, английское пальто ратиновое… А эти писали — попугайское. Разве в Англии делают попугайское?»

Анатолий Кальварский:

«Непременным атрибутом был маленький фибровый чемоданчик, в котором обязательно лежала бутылка водки… да, по-моему, больше ничего и не лежало».

Важнейший элемент облика стиляги — «кок» на голове как у Элвиса Пресли. В стране «боксов» и «полубоксов» такой парикмахерский выверт считался провокативным, почти оппозиционным. Не всякий куафер соглашался на такой риск. В заведение на Майорова, где работали смельчаки, приезжали со всего города, очередь занимали с середины ночи.

Татьяна Дервиз:«Была одна мастерица, к которой записывались с ночи. Вместо стриженных затылков стали носить довольно длинные волосы, доходящие до ворота, гладко зачесанные назад за уши, а надо лбом приподнятые в виде кока, как у театрального Хлестакова. Такая вот усложненная буржуазная гадость под названием „канадская полька“, или просто „канадка“».

Валерий Попов:«Спасители страны своими коками, своими лбами пробили лед, и после этого коки уже и в кино появились, сначала в сатире, потом уже и так. То есть это было ощущение праздника свободы, они были свободными людьми, первыми свободными людьми».