Наемник

Да, Эрик не сможет остановить сердце Фолки плетением, или, скажем, залить легкие водой, или сжечь его. Но ничто не мешало ему, например, уронить на голову благородного телегу со всем содержимым прежде, чем тот успеет выхватить меч из ножен. Или бросить лежащий вдалеке камень. Или обрушить ему на голову меч, выхваченный из чужих ножен.

— Я говорю, что на мне нет проклятья, порчи и чего бы то ни было, что могло бы принести несчастье другим… — И добавил, не удержавшись: — Потому что это все бабьи сказки, которым недостойно внимать образованным людям.

Фолки побелел от ярости, уподобившись раздувающему ноздри быку. Эрик ухмыльнулся, не отводя взгляд.

Нет, далеко не все преимущества на стороне благородного, что бы тот себе ни возомнил. Вот только дальше-то что? Положим, Эрик прикончит шурина Хаука. Одним дураком на свете станет меньше, как сказал бы его бывший командир. Только после этого Хауку все равно придется его прогнать. Да, по обычаю победителю поединка не мстили. Но едва ли Адела согласится находиться рядом с тем, кто убил ее брата. Мертвому Фолки, конечно, от этого легче не будет, но его чувства Эрика мало волновали. А вот то, что он, возможно, идет на поводу убийцы — очень даже беспокоило.

— И готов подтвердить это своим даром…

Фолки торжествующе ухмыльнулся, Эрик сделал вид, что не заметил.

А что, если Фолки не сам придумал этот поединок? Что, если его кто-то надоумил? Так злоумышленник избавится с помощью благородного от назойливого одаренного — и замечательно. Не получится — одним защитником Аделы меньше. Двумя. Ведь Хаук выгонит и одаренного.

— … и своим мечом.

«Чтобы только один из нас остался жить» он не сказал. Да, это заметили все. Да, многие будут чесать языки, что он испугался смерти и оставил себе лазейку, чтобы получить возможность просить пощады. Пусть говорят что угодно. Эрик действительно оставлял себе лазейку — не хотел убивать этого дурня. Если получится.

— И пусть Творец будет на стороне правого.

Возможность нажить себе еще одного врага. Впрочем, и так…

— И пусть Творец будет на стороне правого, — повторил Фолки. Снова ухмыльнулся. — Надеешься, что если не объявил о намерении меня убить, то и я тебя пощажу? Зря.

Эрик пожал плечами.

— Мои чаяния — мое дело.

Нет, не время играть в милосердие. Благородного-то наверняка натаскивали едва ли не с рождения, а Эрик до сих пор предпочитал мечу плетения. Выходит, что Фолки его таки переиграет. Хотя вряд ли сумеет это оценить.

— В сторону, все, — рыкнул Фолки. — Дайте место.

Люди, бурча, начали отодвигаться в стороны, освобождая пространство для поединка. Не так уж много оказалось места: с одной стороны — телега, накрытая полотном, с другой торчат растяжки шатра, о которые споткнуться раз плюнуть. С третьей — угли костра, за которым сгрудились люди. С четвертой — зеваки. Хорошо, что солнце еще низко и за толпой его не видно, а то слепить бы начало. Фолки такой возможности не упустит, не совсем же он дурак.

Фолки огляделся, поискал кого-то взглядом, рыкнул:

— Петтер, живо за моим щитом.

От толпы отделился оруженосец, бросился было прочь и застыл, остановленный гневным окриком.

— Стоять! Вы что, вконец ополоумели! — раздался из-за спин голос Хаука. — Мало сегодня ночью положили, еще хотите добавить? Я запрещаю!

— Извини, зятек, — ухмыльнулся Фолки. — Но слова сказаны. Теперь только Творец может что-то запретить. Но почему-то я уверен, что он не станет защищать этого сопляка.

Фолки глянул на оруженосца.

— Петтер, что встал? Шевелись!

Тот опасливо покосился на Хаука, обошел его по широкой дуге. Да, приказывать ему имел право только Фолки, но Хаук мог, например, отвесить затрещину, а то и всерьез ударить, чтобы остановить. Потом-то благородные между собой разберутся, да только побитому оттого легче не будет. Но Хаук ничего не сказал, зыркнул грозно. Посмотрел на Эрика.

— Этот болван почему-то дорог моей жене. Ты сможешь справиться с ним, не убивая?

На лице Фолки заиграли желваки. Эрик пожал плечами.

— Как получится. Моя жизнь мне всяко дороже, чем чувства твоей супруги.

— Я понимаю. Но мне он нужен… хотя я все меньше в этом уверен.

— Я не буду играть в благородство, — сказал Эрик.

Хаук кивнул, все сильнее мрачнея. Тоже понимал, что кто бы ни победил в поединке, сам он окажется в проигрыше. В лучшем случае лишится полезного человека. В худшем — еще и родича. К слову, он командовал людьми — и они могут вовсе не захотеть переходить под руку Хаука. Фолки нельзя доверить свою жизнь, но можно поручить присмотреть за женой — ведь гибель сестры ему вовсе невыгодна.

— А ты не хочешь попросить меня, чтобы я не убивал этого сопляка? — не выдержал Фолки.

— Я бы попросил, если бы ты был в состоянии внимать разуму.

— Ты второй раз за минуту пытаешься меня оскорбить, называя глупцом!

— Правда не может оскорбить. То, что ты творишь сейчас, иначе как глупостью назвать нельзя. — Хаук пристально посмотрел на Фолки. — Или ты намерен вызвать еще и меня, раз уж не удалось…