Полтора года назад, когда преданный друзьями и любимой женщиной узник сумел перебороть свою боль и, собрав воедино уцелевшие осколки почти убитой души, решил остаться в живых, ему понадобилось много времени на то, чтобы разобраться в себе и своих способностях, заново учась подчинять и контролировать собственную Магию и способности тела. Да, тот, кого звали Поттером, владел беспалочковой магией, но умение это было не отточено и не доведено до совершенства. «Аллохомора», «Акцио», «Инсендио» — это ещё не серьёзные чары, а тем более не заклинания высшей трансфигурации. А именно на них у волшебника и была вся надежда. В своё время он потратил много времени, чтобы подчинить себе искусство анимагии, которым так быстро овладели его отец и крёстный. Но то ли тип магии у него отличался от отцовского, то ли мыслительный процесс шёл другим путём, но ни дневник крёстного, ни книга, которой в своё время пользовались Мародёры, не помогли ему достигнуть желаемого результата. И только вмешательство Честера, с которым Гарри поделился своими неудачами, сдвинуло дело с мёртвой точки. Он же был и единственным человеком, который знал, какая анимагическая форма присуща его лучшему ученику. К тому времени мракобесие и повсеместно насаждаемое отвращение и страх перед всем, что не одобрялось Министерством, достигли в Магической Британии своего пика. И превращение правой руки Главы Аврората в ядовитую змею не могло не вызвать кривотолков и откровенной враждебности в магической среде. Кроме того, после случая в Тайной Комнате, Джинни панически боялась любых змей, и Поттер, щадя чувства жены, скрепя сердце солгал ей и своим друзьям, что его эксперименты не увенчались успехом.
Свою анимагическую форму он использовал редко. Только когда надо было незаметно проникнуть на какой-нибудь хорошо защищённый объект, а времени для разведки не было, да когда после очередного скандала с женой магу хотелось послать на хрен весь мир и просто насладиться свободой и покоем. Здесь же, в Азкабане, возможность превратиться в относительно небольшое пресмыкающееся, способное пролезать в такие щели, о которых человек даже подумать не в состоянии, могло стать дорогой на свободу. Но тот, кого в прошлой жизни звали Гарри Поттером, был слишком умным и осторожным человеком, чтобы сломя голову бросаться в подобную авантюру. Месяц он совершенствовал и доводил до автоматизма навыки бытовой и простейшей магии, привыкая к повышенному оттоку Силы, вытягиваемой из узников Азкабаном. Здесь, в этом Мерлином проклятом месте, любое магическое действие отнимало в три раза больше энергии, и узнику не раз и не два приходилось сутками лежать пластом, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой после слишком уж рискованных или долгих экспериментов. Хуже всего было постоянное напряжение и горячая натура, подгонявшая гриффиндорца, будто бы шепча в ночной тишине на ухо: «Вперёд! Вперёд!» Но маг, до боли стискивая зубы, сдерживал темперамент, выматывая измученное и замёрзшее тело постоянными тренировками и физическими упражнениями. Он научился не спать по ночам, оставляя несколько часов для сна по утрам и вечером, когда надзиратели приносили еду в его камеру. Нет, кошмары, как ни странно, его не беспокоили. Вообще. Но каждое погружение в сон было сродни падению в непроглядную чёрную Бездну, в которой не было никого и ничего, и где он сам был обречён скитаться вечно, не в силах вырваться, но и не теряя при этом разума. Парочка таких «путешествий во тьму» и установила такой драконовский график: маг научился спать сидя, стоя и даже с открытыми глазами, только чтобы не погружаться в глубокий сон.
Постепенно он переходил к всё более сложным заклинаниям, доводя и их до совершенства. И вот однажды, когда количество царапин на стене, служившей ему календарём, перевалило за 60, волшебник решился на анимагическую трансформацию… Первое превращение отняло столько сил, что маг два дня после этого не мог подняться с нар, чувствуя опустошённость и слабость во всём теле. Но он не остановился на достигнутом, с каждым днём заставляя измученный организм превращаться в змею и совершенствуя характерные для пресмыкающегося навыки движения. И вот спустя ещё месяц, когда пребывание в змеином теле было доведено до пяти с половиной часов, волшебник впервые позволил себе выскользнуть за пределы камеры и исследовать близлежащие помещения и коридоры. Он опасался, что после того, как стало известно, каким способом сбежал из Азкабана его крёстный, против анимагов будут приняты дополнительные меры, но в первые дни путешествий не сталкивался ни с чем подобным.