Читаем Наивный и сентиментальный писатель полностью

Время у Аристотеля – прямая линия, соединяющая мгновения. Это всем нам известное и всеми признанное объективное время, о течении которого нам сообщают календари и часы. В силу специфики жанра, о которой говорилось выше, в романе мы имеем дело не с аристотелевским, прямым и объективным временем, а с субъективным временем литературных героев. И все же, читая роман с большим количеством персонажей, мы, желая установить правильные связи между ними и ничего не упустить, пытаемся распознать «объективное время» – единое для всех обитателей романа. Искренние и наивные писатели, которых не смущает искусственный характер технических приемов, помогают нам, вставляя в текст предложения, поясняющие, что в час, когда Анна садилась в поезд, Левин у себя в поместье занимался тем-то и тем-то.

Но можно помочь читателю воссоздать объективное время и не прибегая к авторским пояснениям, а упоминая что-нибудь такое, что все персонажи романа наблюдают, слышат или переживают независимо друг от друга. Это может быть снег, буря, землетрясение, пожар, эпидемия, звон церковных колоколов или азан[12]

, смена времен года, номер газеты за определенную дату, важное в контексте романа событие. Воссоздание объективного времени с помощью силы воображения имеет политический аспект, поскольку схожим образом мы можем вообразить общество, представителями которого являются персонажи романа, население города, общину или целую нацию. Здесь роман отходит дальше всего от поэзии и внутренних демонов своих героев и сближается с историей (в научном смысле слова). Ощущение присутствия общего объективного времени похоже на то, которое испытываешь, когда смотришь на большую картину и видишь все изображенное на ней одновременно; при этом нам кажется, что мы обнаружили скрытый центр романа в изгибах исторических событий и особенностях, свойственных тому или иному обществу. Впрочем, по-моему, это чувство обманчиво. В «Войне и мире» Льва Толстого и в «Улиссе» Джеймса Джойса, этих двух великолепных романах, где присутствие общего объективного времени ощущается очень часто, скрытый центр имеет отношение не к истории, а к самой жизни и ее устройству.

Объективное время объединяет части романа; его можно уподобить раме картины. Однако эту раму не так легко заметить, для этого нужна помощь рассказчика, ведь когда мы пишем или читаем роман, повествование (в отличие от картины) требует, чтобы мы не созерцали ландшафт в целом, а следили за тем, что видят и чувствуют отдельные персонажи, у каждого из которых свое, ограниченное поле зрения. На хорошем китайском рисунке былых времен мы одновременно видим и отдельные деревья, и лес, из них состоящий. С романом не так: и читателю, и автору трудно дистанцироваться от конкретных персонажей, чтобы получить доступ к объективному времени и ландшафту в целом.

«Анна Каренина» – один из величайших романов в истории литературы; к тому же это книга, написанная с величайшим усердием, что понятно каждому, кто знает, сколько поправок Толстой вносил в ее текст. Ни одной ошибки в описании историй отдельных героев автор не допустил, однако у него не получилось – это наглядно показывает Набоков, которому явно нравится выглядеть умнее Толстого, – правильно выстроить общее объективное время, согласовать между собой календари персонажей. Иными словами, в романе есть довольно много хронологических ошибок, на которые следовало бы обратить внимание редактору. Наслаждающийся книгой читатель даже не замечает этих несоответствий, потому что полагает пояснения Толстого относительно одновременности тех или иных событий верными. Объясняется подобная невнимательность автора и читателя привычкой писать и читать, фокусируя внимание на приключениях героев и их восприятии мира.

После Джозефа Конрада, Марселя Пруста, Джеймса Джойса, Уильяма Фолкнера и Вирджинии Вулф сбои в сюжете и хронологии стали использоваться как прием, позволяющий показать читателю характер персонажа, его личностные особенности и вообще его мир. Эти писатели-модернисты располагали события в романе в соответствии не с календарем и часами, а, скажем, с их очередностью в воспоминаниях героя или значимостью, но самое главное – следуя собственным взглядам на жизнь и собственной интуиции. Благодаря их книгам читатели во всем мире (да, роман к тому времени завоевал уже весь мир!) почувствовали, что можно лучше понять собственную жизнь и осознать ее уникальность, обращая внимание на свое субъективное время. Постигая с помощью модернистского романа важность личного времени и мгновений жизни, мы привыкли также воспринимать характер литературного героя, его личностные качества и чувства как часть общего пейзажа романа. Если научиться благодаря чтению романов замечать свои чувства и подробности окружающего мира, которые прежде казались нам не заслуживающими внимания, то можно вписать их в общий пейзаж, в исторический контекст; и так обрести силу и свободу, позволяющие понять весь мир.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История лингвистических учений. Учебное пособие
История лингвистических учений. Учебное пособие

Книга представляет собой учебное пособие по курсу «История лингвистических учений», входящему в учебную программу филологических факультетов университетов. В ней рассказывается о возникновении знаний о языке у различных народов, о складывании и развитии основных лингвистических традиций: античной и средневековой европейской, индийской, китайской, арабской, японской. Описано превращение европейской традиции в науку о языке, накопление знаний и формирование научных методов в XVI-ХVIII веках. Рассмотрены основные школы и направления языкознания XIX–XX веков, развитие лингвистических исследований в странах Европы, США, Японии и нашей стране.Пособие рассчитано на студентов-филологов, но предназначено также для всех читателей, интересующихся тем, как люди в различные эпохи познавали язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука