Наивный и сентиментальный писатель

Общее есть у стихов и картин: та издали лучше,Эта – вблизи; одна пленяет сильней в полумраке,

Между тем как другая на вольном смотрится светеИ все равно не боится суда ценителей тонких;

Эта понравится вмиг, а иная – с десятого раза[14].

Для описания поэзии Гораций использует аналогию с живописью, связанные с живописью понятия и в других местах своего «Послания», однако там он ограничивается примерами, подтверждающими, что эти два вида искусства доставляют нам схожее удовольствие. Главное же различие между литературой и живописью сформулировал, вооружившись строгой логикой, немецкий драматург и критик Готхольд Эфраим Лессинг в трактате «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии» (1766). Различие, на которое указывает Лессинг, само собой очевидно и сегодня признается всеми, хотя и служит поводом для дискуссий: поэзия (литература) – искусство, существующее во времени, а живопись и другие визуальные виды искусства (например, скульптура) существуют в пространстве. Таким образом, по Лессингу, разница между живописью и литературой обусловлена их связью, соответственно, с Пространством и Временем – двумя кантовскими априорными формами восприятия.

Глядя на картину, мы сразу же понимаем ее общий смысл. Все находится перед нашими глазами, в пространстве. Но для того, чтобы постичь общий смысл поэмы или иного литературного произведения, необходимо узнать, как развивались события и как изменялись герои. Все это происходит во времени; чтобы прочитать об этом, тоже требуется время.

Правда, для того, чтобы получить удовольствие от большой картины с множеством деталей, тоже нужно (как писал Гораций) десять раз на нее посмотреть, подойти поближе, отступить на пару шагов, уделить внимание отдельным подробностям – словом, провести рядом с картиной какое-то время. А некоторые художники, желая поведать нам какую-нибудь историю, могут вместить в свою картину побольше времени, то есть аристотелевских мгновений. И тогда в одном углу большого холста или листа бумаги мы видим первые мгновения большой битвы, а в другом – раненых и убитых, оставшихся лежать на поле боя, когда все уже закончилось. Таким приемом пользовался, например, итальянский художник рубежа XV и XVI веков Витторе Карпаччо и его современники, мастера персидской миниатюры.

Однако эти примеры не отменяют правоты Лессинга, который, применив в своем анализе две основные философские категории, Время и Пространство, обратил близость живописи и литературы (которые даже называют «братскими искусствами», поскольку они способны оказывать на душу человека схожее воздействие) в четкое различие. Я воспользуюсь его открытием, чтобы поделиться собственным представлением о сути романа: романы, как и картины, показывают нам замершие мгновения, мельчайшие и неделимые, как у Аристотеля. Но в романе заключено не одно такое мгновение, а тысячи, десятки тысяч. Читать роман – значит рисовать эти выраженные словами моменты с помощью воображения, то есть превращать Время в Пространство.

Взглянув на картину, будь то пейзаж, иллюстрация к какой-нибудь истории или даже натюрморт, мы сразу же получаем общее впечатление о ней. В случае с романом дело обстоит прямо противоположным образом. Переворачивая страницу за страницей, мы постоянно обращаем внимание на разные мелкие подробности, небольшие зарисовки, нетерпеливо дожидаемся, когда же можно будет понять смысл общей картины, и стараемся все-все запомнить. Если живопись показывает нам одно замершее мгновение, то роман предлагает целую галерею таких мгновений. Чтение романа зачастую связано с умственным напряжением, поскольку нам хочется узнать, какое место каждое из мгновений занимает в общем пейзаже и как они указывают на тайный центр. Почему именно сейчас автор показывает нам снег за окном? Почему так подробно описывает сидящих в купе? Это все равно что, разглядывая отдельные деревья в лесу, размышлять при этом, в каком месте леса сейчас находишься и как из него выбраться; так же тревожно становится, когда кажется, что заблудился в романе. Но наше внимание не угасает – благодаря тому, что эти «деревья», десятки тысяч неделимых мгновений, составляющих роман, сделаны из повседневных мелочей, в большинстве своем – визуальных. Нас интересуют не столько деревья, сколько то, какими видит их герой романа, как мелкие подробности отражают его душевное состояние.