– Ах да! Гм! Позвольте – да, да, да, – акции! Ну, конечно, да, вы можете перевести их на имя моего секретаря мистера Доббса. Они, быть может, вознаградят его за ту излишнюю письменную работу, которую он нес в связи с вашим делом. Это весьма достойный молодой человек.
Хотя он не служит, однако он так близок ко мне, что, быть может, я поступаю ошибочно, позволяя ему принять вознаграждение от частного лица. Представитель американского народа, мистер Уайлз, должен быть весьма осмотрителен в своих поступках. Пожалуй, будет лучше, если вы передадите их без указания имени нового владельца? Насколько я понимаю, акции еще не выпущены на рынок.
Мистер Доббс – человек достойный и даровитый, но он беден: он, быть может, захочет реализовать эти бумаги. И
если какой-нибудь... гм!.. друг!.. располагающий средствами, захочет рискнуть капиталом и выдать ему авансом некоторую сумму наличными, – что ж, это будет доброе дело.
– Ваше великодушие всем известно, мистер Гэшуилер,
– заметил Уайлз, открывая и закрывая левый глаз, наподобие потайного фонаря, и устремляя его на щедрого представителя американского народа.
– Молодежь следует поощрять, когда она трудолюбива и почтительна, – возразил мистер Гэшуилер. – Не так давно я имел случай указать на это в своей речи в воскресной школе в Римусе. Благодарю вас, я уж сам позабочусь о том, чтобы акции были.. гм!.. переданы мистеру Доббсу.
Я передам их лично, – заключил он, откидываясь на спинку стула, словно созерцая открывшуюся перед ним перспективу собственного великодушия и щедрости.
Мистер Уайлз взял шляпу и повернулся к дверям. Не успел он дойти до порога, как мистер Гэшуилер, снисходительно посмеиваясь, спросил его уже более игривым тоном:
– Вы говорите, что эта женщина, племянница Гарсии, бойка и недурна собой?
– Да.
– Так я знаю другую женщину, которая в любое время ее обставит!
Мистер Уайлз был умен и сделал вид, что не понимает, насколько такой фривольный тон не приличествует члену
Конгресса; он только заметил, глядя на него правым глазом:
– Вот как?
– Клянусь богом, не будь я членом Конгресса.
Мистер Уайлз благодарно посмотрел на Гэшуилера правым глазом, а левым метнул на него убийственный взгляд.
– Это хорошо, – сказал он и прибавил вкрадчивым тоном: – Она живет здесь?
Член Конгресса утвердительно кивнул головой.
– Замечательно красивая женщина – и моя близкая приятельница!
Было видно, что мистер Гэшуилер ничего не имеет против подшучивания над его близостью с такой красавицей, но коварный Уайлз, заметив это, тут же подумал, что надо втереться к прекрасной незнакомке, если он хочет прибрать к рукам Гэшуилера. Он решил выждать время и удалился.
Не успела дверь закрыться за Уайлзом, как внимание
Гэшуилера было отвлечено от корректуры новым стуком.
Дверь открылась, и вошел молодой человек, рыжеватый, со встревоженным лицом. Он вошел боязливо, склонив голову перед высшим существом, которое внушало страх и принимало моления. Мистер Гэшуилер не пытался разуверить его.
– Вы видите, я занят, – буркнул он, – правлю вашу работу!
– Надеюсь, что она не так плоха, – робко сказал молодой человек.
– Гм, да, сойдет, пожалуй, – ответил Гэшуилер, – я думаю, в общем, ее можно назвать удовлетворительной...
– У вас нет ничего нового? – продолжал молодой человек, и к щекам его прилила легкая краска, порожденная самолюбием и надеждой.
– Нет, пока еще ничего нет. – Мистер Гэшуилер сделал паузу, словно в голову ему пришла новая мысль.
– Я думаю, – сказал он наконец, – что какое-нибудь место, ну хотя бы моего секретаря, поможет вам получить назначение на государственную службу. Предположим, я сделаю вас моим личным секретарем и дам вам какоенибудь важное, конфиденциальное поручение. А? Как, повашему?
Доббс глядел на своего патрона тоскливым и полным надежды собачьим взглядом, беспокойно вертясь на стуле, словно заранее выражая этим свою благодарность; казалось, будь у него хвост, он непременно завилял бы им.
Мистер Гэшуилер принял еще более внушительный вид.
– Собственно говоря, я это уже имел в виду, намереваясь поручить вам кое-какие бумаги, на которых стоит ваше имя, – вам остается только сделать передаточную надпись, и тогда я с чистой совестью смог бы рекомендовать вас как моего. . гм!.. личного секретаря. Быть может, вам лучше было бы теперь же сделать передаточную надпись, раз вы уже здесь, и, так сказать, приступить к выполнению своих обязанностей.
Краска гордости и надежды, которая залила щеки бедного Доббса, могла бы смягчить и более жестокого человека, чем Гэшуилер. Но сенаторская тога придала мистеру
Гэшуилеру более чем римский стоицизм по отношению к чувствам его ближних, и он только откинулся на спинку стула, сообщив своему лицу выражение непогрешимой справедливости, в то время как Доббс торопливо подписывал бумаги.