Наличники

Руслан заметил, что периодически она смотрела не на него, а куда-то в сторону, словно ловила взгляд стоящего рядом с ним. В такие моменты между ее бровей появлялась морщинка, придавая все тот же вид обиженного ребенка. Но стоило им выйти из парка, как и морщинка, и взгляд в сторону пропали, и Аня спросила:

– Ты каждый Новый год тут отмечаешь?

– Да, раньше забирал бабушку и отвозил к родственникам. В этом году странно быть там без нее.

– Вы были очень дружны?

– Она меня воспитала, не дедушка. Я так ее боялся и уважал, что называл только по имени-отчеству, сколько себя помню.

– Кем она работала? – Аня заинтересованно слушала. Было заметно, как ей любопытно, но она сдерживается, чтобы не начать расспрашивать еще больше.

– Воспитательницей в детском саду. Строгая была женщина, но справедливая, – в горле запершило, и он сменил тему. – А ты где встречала Новый год? С друзьями?

Аня покачала головой.

– У меня тут нет друзей. С родными. Братья приехали с семьями, было очень шумно.

И она поморщилась, видимо, вспомнив что-то не совсем приятное. Ну просто открытая книга!

Дорога шла вдоль забора, окружавшего парк. По нему были рассыпаны горящие огоньками снежинки. А по противоположной стороне улицы теснились двухэтажные особнячки и доходные дома, сейчас превратившиеся в жилые бараки и офисные помещения. Часть расселили за ветхостью и опасностью для жителей, и теперь они стояли закрытые, с заколоченными окнами, чтобы не подожгли всякие хулиганы. С лип напротив домов сыпался снег, сдуваемый северным пронзительным ветром.

Аня остановилась и достала телефон.

– Классный кадр получится, жалко, что не догадалась фотоаппарат взять, – посетовала она.

– Все ради соцсетей? – подколол Руслан.

– Не совсем. Фотоблог требует свежего контента, а то все подписчики разбегутся.

– Давно ведешь?

– Как домой вернулась. Надо же чем-то себя занимать.

– Тогда, наверно, уже весь город успела показать? Тут не особо много красивых мест.

– Ты ошибаешься! – с жаром возразила она и, снова остановившись посреди дороги, принялась указывать на дома. – Эта улица, например, застроена в конце девятнадцатого – начале двадцатого века, тут каждый дом как история. Вот этот, например. Как думаешь, кто тут жил?

– Это просто. Нас сюда водили на экскурсию в школе. Музей Бориса Пастернака.

– Я, конечно, не краевед, чтобы понимать их настоящую ценность, но чисто эстетически обожаю.

Солнце уже давно село, но морозное небо еще было светлым. Загорались звезды, падала температура, и даже дышать становилось тяжелее.

– Просто мне не так интересны близкие к нам века, – пожал плечами Руслан. – Им не хватает загадочности.

– Мне не понять, – согласилась Аня. Они как раз проходили мимо школы, поэтому она спросила: – А где ты учился?

– Напротив, – он указал на татарскую гимназию. – Она не такая красивая, как твоя школа, но зато учили тут хорошо.

– А ты бывал в моей школе? – удивилась Аня, потом, видимо, вспомнила, кто забирал ее после вечера встречи выпускников, и, смутившись, покраснела.

– Не только тогда. У вас ведь и олимпиады проходили.

Ее смущение показалось настоящим, так что Руслан мысленно поставил ей плюсик. Значит, просто перебрала тогда, чему и сама теперь не рада.

Аня снова достала телефон, чтобы сделать кадр, и тут Руслан вспомнил, что говорил ему бабушка в сегодняшнем сне.

«Не повторяй наших ошибок».

И почему это вспомнилось только рядом с Аней?

– Что может быть интересного в девятнадцатом веке? – осматриваясь по сторонам, задал он риторический вопрос. Особняки, торговые лавки, доходные дома – весь город словно застрял в тех временах. – Все однообразно, как под копирку. Начало двадцатого века еще куда ни шло. Правда, не здесь.

– Почему? – убирая телефон и скорее натягивая варежки на озябшие руки, спросила Аня.

– В Джукетау всего два здания в стиле модерн. И хорошо хоть одно отдали под музей, а второе, – Руслан указал на торговую лавку, мимо которой они как раз проходили, – уже почти рассыпалось от времени.

Лавке, крашенной в уродливый оттенок розового, и правда не повезло. Перенимая эстафету у бакалейной торговли, здесь теперь располагался магазин одежды. На обшарпанных карнизах сохранились барельефы с узорчатыми надписями «Чай», «Сахар», «Магазинъ» и с маскароном в виде головы оскалившегося льва. Ее бы отреставрировать – и туристов не оторвать будет.

– Мне больше нравится строгий классицизм. Но в этих домах и правда что-то есть.

В ее задумчивости было что-то печальное. Как будто она прониклась сочувствием к ветхому зданию настолько, что теперь разделяла его упадок и тоску.

– Тебе, наверно, нравилось фотографировать в Городе. Там больше простора для творчества, – предположил Руслан.

– Нет! – помотала головой она. – В Городе слишком много камня, а я больше люблю дерево.

– Потому что оно напоминало тебе там о Джукетау? – догадался Руслан.

– Да, и поэтому тоже! Только так можно показать людям, что у нас есть что беречь. Что самое ценное – всегда самое хрупкое.

– И что тебе нравится в этих домах?

– Наличники, – без колебаний ответила она. – В них душа, в них смысл. Вот смотри.