Николай уходил, крепко зажав в руке конверт. Было горько и странно оттого, что ещё позавчера его надписывал полный сил и жизненных интересов человек, холодное тело которого сегодня предано земле. В конверте лежала нетолстая пачка желтоватых листов с отпечатанным на машинке текстом. Текст пестрел именами и характерными чёрточками диалогов. Новая глава рукописи романа о масонах из ненаписанной второй части. Романа, который, не родившись, толком не оформившись, погиб вместе со своим автором.
Менее всего Николаю хотелось держать в руках эти чёрканые-перечёрканые, с правками от руки листы и читать строки, которым не суждено когда-либо ожить и заговорить с читателями со страниц книги.
Николай поморщился с печальной досадой. Бросалось в глаза, что шрифт оттиснулся ярко и чётко — не сквозь копирку, а напрямую через ленту. То есть теперь Саша заботливо подготовил для него первый экземпляр. Даром что в последний момент всё-таки внёс сумятицу правкой — творческий процесс!
Николай поймал себя на парадоксальном переживании. Ведь до чего он прежде был против того, чтобы молодой человек продолжал работу над романом, показавшимся несвоевременным и небезопасным для автора. Всё прикидывал, как бы потвёрже втолковать Саше, что не следует никому больше показывать готовые главы. Однако теперь всё перевернулось, и стало по-особенному горько сознавать, что роман, увлекательно начатый и интригующий, никогда уже не будет дописан, и никогда уже никто не узнает, каков был Сашин замысел, какие приключения он подготовил для героев и к какой развязке планировал подвести витиевато закрученный сюжет. Стало остро жаль, что первая большая серьёзная история, обещавшая выйти у молодого журналиста удачной, никогда, ни при каких обстоятельствах теперь не увидит свет.
Николай убрал рукопись обратно в конверт. Настроения браться за чтение по-прежнему не было. Что толку? Очередной случайный обрывок несостоявшейся жизни…
На маленьком стадионе с тремя рядами деревянных скамеек вместо трибун тренировалась местная команда. Нельзя сказать, что Бродов завернул сюда случайно. К футбольному полю его притягивало ощущение, что Сашина смерть таит в себе некую загадку. Не укладывалось в голове, что крепкого молодого человека могло убить футбольным мячом. Может, у него было скрытое заболевание: какая-нибудь аневризма, например? Теперь это не имело решительно никакого значения, но такое уж было у Бродова свойство: неразрешённых загадок он не отпускал от себя легко, мысленно возвращался снова и снова… Что, если спросить у спортсменов, известны ли им подобные случаи?
Он не собирался прерывать ребят, отвлекать от тренировки. Хотел посидеть на трибуне, посмотреть, подумать. Перед мысленным взором стояло лицо молодого журналиста, полное радости человека, которому всё, чем он занят в жизни, очень интересно. Спортсмены бежали по кругу каким-то смешным для непосвящённого аллюром с приседаниями, подскоками, дрыганием ногами в разные стороны. У ограды лежала пара мячей, пока не востребованных. Походя Николай пнул мяч, как тогда, после матча. Тогда он сделал это впервые в жизни — от огорчения и растерянности. Теперь — просто бездумно повторил прежний жест. Видно, есть для мужчины нечто притягательное в возможности от души пнуть ногой нелепый, увесистый кожаный комок…
Бродова обдало холодом: мяч отскочил от его ноги, не так уж сильно размахнувшейся, куда резвее, чем в прошлый раз. Он был легче! Николаю совсем не захотелось проверять и убеждаться в собственной правоте, но он всё же толкнул и второй лежавший у ограды мяч. Сомнений не осталось: и этот оказался заметно легче того, рокового.
Теперь Николай опустился на лавку; постарался успокоиться и собраться с мыслями. Вспомнилось, как уже на выходе со стадиона кто-то прошагал мимо него с тяжёлым коричневым шаром в руках. Он тогда подумал: на экспертизу. Но дела никакого не завели.
На лавке с краю притулился мальчишка. Он упоённо наблюдал тренировку спортсменов. Вихры прилипли к взмокшему лбу, и от худого тела пыхало жаром — видно, парнишка и сам только что бросил гонять мяч.
— Разбираешься в футболе? — спросил Николай.
Парень скромно повёл плечом и неопределённо протянул:
— Ну…
— Могут мячи весить по-разному? — спросил Николай. — Один легче, а другой тяжелее?
— Прям сильно тяжелее? — уточнил собеседник, подобравшись.
— Да.
— Так неправильно, — сообщил мальчишка авторитетно, — мячи не должны сильно отличаться. Грамм на десять — двадцать, ну, там, тридцать. Вы не заметите.
Николаю стало холоднее прежнего.
— Но это — когда сухой, — пояснил юный футболист.
— А бывает какой? — осторожно уточнил Бродов, понимая, что в глазах парня превратился в дремучего, безнадёжно отсталого субъекта.
— Мокрый, — усмехнулся тот.
Впрочем, чувствовалось: мальчишке приятно, что взрослый на полном серьёзе ожидает его авторитетных разъяснений.
— Тот же самый мяч размокнет во время игры — ну, дождь там, поле мокрое — и станет тяжеленным. И не прыгает толком. Летит не далеко… Ну, а башкой отобьёшь — можно получить сотрясение мозгов. Запросто!
— Понял. Спасибо!