Намек. Архивный шифр

— Рад познакомиться! — сказал Кенич.

При каждой реплике его лицо расцветало улыбкой.

— Взаимно, — поддержал Николай.

Он был совершенно ничем не занят. Почему бы и впрямь не скоротать вечер в общении с новым знакомым?

Николай решил принять на себя инициативу продолжения беседы:

— Бесцельно бродите или куда-то собрались?

— Цель, в общем, есть. Полюбоваться набережной, послушать вечерний прибой. Я всего второй день здесь. Не составите ли компанию?

Надо же, какой церемонный!

— Идёмте, — просто ответил Бродов.

Они неторопливо зашагали среди других отдыхающих трудящихся, словно вышедших на первомайскую демонстрацию.

— Кенич, верно? — уточнил Николай. — Мне фамилия ваша чем-то знакома.

— А вы какие газеты читаете, журналы?

К чему клонит собеседник? Очень интересно! Николай ответил:

— «Правду», «Вечернюю Москву». Нет особо времени. Ещё «Красную звезду».

— В «Вечёрке» я печатаюсь. В «Известиях». В «Красной звезде» — нет. Сотрудничаю с «Огоньком». Я журналист. Пишу очерки, репортажи, рассказы. Возможно, вы встречали фамилию.

— Отчего же только встречал фамилию? Я и читал вас, вероятно.

— Знаете, что наверняка видели? Накануне Первомая в «Вечёрке» мне отдали целый подвал — статья «Ты записался в полёт на Луну?» с фотографией макета атомно-ракетного корабля.

— Читал! — воскликнул Николай. — Сходил на выставку благодаря вашей информации.

Выставка называлась «На Луну с Тверской». Рассказывала о новейших идеях в области строительства летательных аппаратов, которые позволят человеку освоить межпланетное пространство. Утверждалось, что путешествие человека на Луну уже не за горами, и все посетители могли записаться на участие в первой экспедиции — это как будто давало приоритетное право стать членом экипажа. К амбарной книге, куда требовалось внести свою фамилию и данные паспорта, стояла очередь из посетителей выставки.

— Записались в полёт? — спросил Кенич с широкой улыбкой.

— Разумеется, — ответил Бродов весело, — чем чёрт не шутит!

Журналист радостно рассмеялся.

— Вот видите, мы с вами уже с апреля месяца знакомы!

— Выходит, так, — поддержал Николай и добавил серьёзно: — Статья была информативная. Но с фамилией как: из газеты берёшь информацию и не особенно сосредотачиваешься, кто её приготовил для тебя. Понимаем?

Александр промолчал.

— Не обиделись? — уточнил Николай.

— Что вы! Вы, видимо, человек дела, раз так подходите. Интересуетесь содержанием, а форма подачи вас не особенно трогает.

По тону было слышно, что Кенич и правда ничуть не раздосадован.

— Пожалуй, так, — подтвердил Бродов. — Идёмте-ка на пляж! Тут прибоя не услышите. Понимаем?

Они свернули на каменную лестницу и, сойдя вниз, ступили на гальку. Пенистая и подвижная, как ртуть, кромка прибоя подбиралась к самым ногам.

— Люди дела сейчас очень нужны! — объявил Кенич убеждённо. — Дело сейчас куда нужнее пустых художеств!

— Ну вы-то не считаете свои «художества» пустыми? — доброжелательно поддел Николай.

— «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо»! — процитировал Александр. — Вам нравится Маяковский?

— Я равнодушен к стихам. Но Маяковский, несомненно, сильная фигура.

— А чем вы занимаетесь?

Николай коротко сказал. Беседа продолжилась…

— Своеобразная у вас присказка, эта вот: «Понимаем?» — с улыбкой заметил журналист. — Я много общаюсь с людьми и ни разу не слышал подобной.

Николай усмехнулся. И вправду привязалась. Сказать ли ему? Николай не слишком распространялся о своей учёбе в академии: многое просто-напросто не подлежало разглашению. Однако ничего секретного в самом факте преподавания на курсах усовершенствования красных командиров не было. Саше, как журналисту и писателю, по-настоящему интересны люди: их судьбы, чем живут, что происходит у них в головах.

— Не задел вас?

Для журналиста Саша чрезмерно деликатен. Сказывается происхождение. Он ведь из интеллигентной дворянской семьи.

Отец — офицер, отличился на мировой, а в семнадцатом поддержал революцию и погиб, защищая своих солдат: был застрелен другим офицером, собственным подчинённым, при попытке провести мирные переговоры с немцами на своём участке разваливавшегося фронта. Мать ушла в армию сестрой милосердия едва не с самого начала войны, и в Гражданскую осталась с белыми, отступала с Деникиным до Крыма и эмигрировала. Саша был подростком. Он всей душой принял революцию по примеру отца и встал в ряды большевиков ещё до октябрьских событий.

Вот сколько общительный молодой человек успел рассказать о себе! Но и Бродова не забывал расспрашивать. Николай чем-то делился охотно, но кое-что и приберегал.

— Бог с вами! Чем бы?

— Я стараюсь быть внимательным к тому, как и что люди говорят. Знаете, это важно, чтобы героев твоих репортажей и рассказов воспринимали как живых людей. Важно передать особенности речи, манеру говорить. Герои рассказа должны быть своеобразными, неповторимыми. Тогда они произведут впечатление, запомнятся.

— Согласен.

— Разрешите сказать, что ещё заметил за вами?

Бродов качнул головой: ну-ну! Что этот неугомонный ещё выдаст?

— Валяйте!

— Вы, вероятно, из Рязанской губернии, выросли там. Угадал?

Николай удивлённо поднял брови.

— Верно!