Намек. Архивный шифр

Спустя несколько дней после приезда и полного погружения в беззаботную курортную жизнь Николай ранним утром, ясным и свежим, неторопливо шагал в санаторской пижаме вверх по аллее парка, возвращаясь с моря. Он любил искупаться пораньше, пока вода ещё полна бодрящей прохлады и не переполнена курортниками, как щи — капустой. На лавочке у искусственного грота с журчащим водопадом углядел издали знакомую фигуру с развёрнутой газетой и окликнул:

— Саша!

Кенич вскочил, радостно помахал рукой и поспешил Николаю навстречу.

— Я думал, у вас сейчас завтрак. Хотел дождаться окончания процедур и тогда уж вызвать вас, — сказал Саша, улыбаясь. — Но на случай, если б разминулись, оставил записку. Она ждёт вас в приёмном покое.

Встреча для обоих была не вполне неожиданной. Саша надеялся продолжить прошлогоднее знакомство ещё в Москве, несколько раз звонил Бродову в течение учебного года, но повстречаться не удалось: то журналист уносился в очередную командировку по стране, то слушатель академии спешил на занятия. Последний раз Кенич застал Николая телефонным звонком в начале лета, когда у Бродова на руках уже была путёвка. Оказалось, что и Саша собрался в Крым. Он планировал приехать раньше и провести неделю по делам в Севастополе, а потом — как сложится.

— Заеду к вам навестить. Вы не против?

— Буду рад, приезжайте!

Николай назвал точные даты своего пребывания в санатории. Условились, что Саша сам найдёт его, когда приедет: это не сложно.

Бродов обрадовался встрече: Кенич во время их прошлогоднего общения произвёл впечатление интересного и ненавязчивого собеседника. А Саша — тот просто сиял:

— Это же очень необычно: разыскать на огромном полуострове, густо заселённом людьми, знакомого, который приехал совсем ненадолго. Москвичи, а вторично встречаемся так далеко от Москвы! — воскликнул Саша.

Впрочем, очень скоро выяснилось, что у Саши была ещё одна — особая и весьма своеобразная — причина радоваться встрече с Бродовым.

Помимо газетных статей и очерков, Кенич написал три повести, их публиковали с продолжением в журналах и в «Библиотеке „Огонёк“». А недавно Саша начал большой роман. Первая часть уже почти полностью написана.

— Я хотел бы показать вам. Чтобы вы прочитали и честно сказали ваше мнение.

Николай был удивлён до крайности: при чём тут он?! Сказал, смягчая тон, насколько мог:

— Я не слишком смыслю в писательском деле. Лучше вам заполучить суждение ваших собратьев — писателей, журналистов.

— Да ну их! — отмахнулся Саша по-мальчишески и замолчал.

— Что, больно уж критикуют?

— Нет, Николай Иванович, не в этом дело, — сказал собеседник задумчиво. — Собратья по цеху своеобразно воспринимают. Не как обычный читатель. Меня не сильно критикуют, не думайте. Скорее хвалят. Ну, похвалят за слог, за новизну в подаче материала, за достоверность и наблюдательность к мелочам… Что там мне ещё приписывали? «Психологизм». Вот как! А что с того простому читателю? Читателю либо интересно, либо нет. Либо дух захватило, либо закрыл книгу и открывать больше не хочет. Поможет ли человеку книга жить, работать, строить светлое будущее — вот что!

— Вы всё же не по адресу, — качнул головой Бродов. — Я выдумок почти не читаю.

— Совсем не читаете художественной литературы? — удивился Кенич.

Николай молча покачал головой. И вдруг пожалел, что разговор на этом закончится. Ведь Саша — не удалённый какой-то абстрактный писатель, а живой, реальный знакомец. Пожалуй, любопытно, чего там этот парень насочинял.

— То, что надо! — воскликнул журналист с неожиданным задором. — Николай Иванович, вы-то мне и нужны.

Я и прежде знал, что вы — человек дела. Ваше мнение будет совершенно непредвзятым. Прошу вас, не отказывайтесь! Потеряете совсем не много времени.

— Хорошо, давайте.

Бродов протянул руку. Однако Кенич медлил передавать ему рукопись.

— Николай Иванович, я должен кое о чём предупредить вас, чтобы вы не обиделись.

Николай удивлённо поднял брови. Он не умел обижаться. В спектре человеческих чувств у него тут было слепое пятно. Когда задевали, мог злиться или огорчаться. Делал выводы. А что за обида такая — не понимал. Вдвойне странно: отчего он должен обидеться, ознакомившись с рукописью молодого писателя?!

— Один герой у меня вышел похожим на вас. Нарочно даже именем похож.

— Что ж тут обидного? Что, он мерзавец? — весело усмехнулся Николай.

Вообще-то он испытал некоторую неловкость. Как так: герой романа, пусть и начинающего писателя, — да с него списан? Что он, Николай, такого собой представляет? Обычный человек.

Саша улыбнулся в ответ. На сей раз не так открыто и великолепно, как обычно, а застенчиво. На зависть белые и ровные зубы едва сверкнули.

— Это сугубо положительный герой. Очень достойный человек. — Саша посерьёзнел. — Однако он всё-таки не точно вас копирует. Такое может быть обидно, что похож — да не похож.

— Полноте!

Слыша правильную, с налётом аристократизма — никуда от него не деться! — Сашину речь, невольно и Николай начинал выдавать книжные реплики.