Бекенхемы и Селия стояли в первом ряду. Лорд Бекенхем часто вытирал нос. Леди Бекенхем придала своему лицу крайне суровое выражение, препятствующее проникновению во внешний мир даже крупицы чувств. Коляску, в которой сидел Оливер, поставили в проходе. Возле жениха, широко улыбаясь, стоял Кит Литтон. Месяц назад он, ко всеобщему удивлению, не только согласился произнести речь на свадьбе Билли, но и дал согласие быть шафером. Поначалу эта роль отводилась младшему брату жениха, однако тот в последний момент известил, что никак не сможет приехать на свадьбу. Билли это опечалило чуть ли не до слез. Когда он поделился своим горем с Китом, тот неожиданно для себя предложил ему быть его шафером. Повеселевший Билли шумно вытер нос и сжал руку Кита. Он был настолько счастлив, что у Кита не повернулся бы язык отказаться.
Приветственные речи произносились во время свадебного пира, для которого устроили импровизированный шатер на специально отгороженном участке. Это был разумный компромисс между маленьким садиком невесты, не способным вместить всех гостей, и пышностью террасы, предлагаемой леди Бекенхем. Кит произнес яркую, остроумную речь. Вопреки его опасениям, не было никаких вежливых смешков, зато его словам дружно аплодировали. Все происходило весело и искренне. Смех и аплодисменты были слышны далеко вокруг, проникая на все этажи эшингемского поместья. Лорд Бекенхем сказал очень теплую речь, начав с тех далеких времен, когда Билли впервые появился в Эшингеме. По словам лорда Бекенхема, из такого решительного и умелого человека, как Билли, получится замечательный муж. Не забыл он сказать и об удивительном умении жениха обращаться с лошадьми, и о доблестной службе в рядах местного отряда самообороны. Речь самого Билли была короткой и очень трогательной своей бесхитростностью. Он поблагодарил лорда и леди Бекенхем за все, что они сделали для него. Затем он поблагодарил чету Барбер, произведших на свет Джоан, и саму Джоан за ее согласие взять его в мужья.
Когда на Эшингем опустились поздние летние сумерки, начались танцы. Сначала танцующим играли местные скрипачи, а затем, когда старшее поколение удалилось отдыхать, включили проигрыватель Венеции. Музыку подбирали Билли и Венеция, а ставить пластинки поручили Иззи. Ей это настолько понравилось, что на время она забыла и про Кита, и про отца, мысли о которых занимали бо́льшую часть ее времени. Но Киту и Себастьяну было вполне хорошо. Они беседовали и громко смеялись. Наверное, самой большой неожиданностью праздничного вечера был момент, когда Себастьян, услышав первые такты популярной американской песенки «Deep in the Heart of Texas», вдруг встал и пригласил свою дочь танцевать.
– Твоя мать удивительно танцевала, – сказал он Иззи, глядя на нее, раскрасневшуюся и тяжело дышащую от быстрого танца. – Ты унаследовала ее талант.
Он поцеловал дочь. Пять лет назад такое казалось просто немыслимым.
Для полноты счастья Барти не хватало Джона. Он удивительно гармонично вписался бы в это празднество. Ей не терпелось познакомиться с его родными и познакомить его со всеми Литтонами, Бекенхемами и Уорвиками. Она не сомневалась, что он понравился бы всем. Они даже полюбили бы его за ненавязчивое очарование, хорошие манеры, искреннее внимание к собеседникам и удивительную способность располагать к себе. По мнению Барти, он понравился бы даже Селии, у которой он нашел бы немало достоинств, тактично умолчав о недостатках.
Она очень скучала по Джону, но ее ощущения отличались от тоски по Лоренсу. Та тоска была слишком страстной, причиняющей почти физическую боль. Мысли о Джоне вызывали у нее довольно приятную, сладостную грусть. Наверное, это и было счастьем, только не безоблачным. Естественно, она не переставала тревожиться и даже бояться за него.
Барти приняла решение, согласившись его ждать. Она знала, что так оно и будет.
– Другого решения и быть не могло, – сказала она, с улыбкой протягивая Джону руку. – Других вариантов просто не существует. Я буду тебя ждать. Ждать, надеяться и молиться за тебя. Тебе будет к кому вернуться.