Наполеоновские войны

В этом смысле войны 1803–1815 гг. были вполне «наполеоновскими»: не будь императора, вряд ли разразился бы длительный и охвативший такое множество стран конфликт. Нечего и говорить, что если бы австрийское ядро унесло генерала Бонапарта в могилу, скажем, на мосту Лоди, то войны бы не было. Когда Францией овладела идея естественных границ и создания сферы влияния от Голландии до Северной Италии, её и остальные державы разделили серьёзные разногласия; в то же время нельзя не признать, что во Франции война приобрела движущую силу сама по себе. Европе всё же удавалось добиться взаимопонимания с Революцией, а британские экономические притязания — вероятно, главный источник её враждебности к Франции, или, толкуя шире, всего конфликта — видимо, подчинялись другим целям. Короче говоря, компромисс типа мирных договоров, согласованных в Люневиле и Амьене, безусловно, был бы возможен, если бы не Наполеон, приложивший все усилия, чтобы мир не продлился слишком долго. Наконец, пусть Наполеон и не хотел завоевать весь мир, но он не мог жить с ним на равных, и поэтому ответственность за бесконечный конфликт лежит на нём и только на нём.

Глава II

Триумф французов

Нация под ружьём?

Во время войн за освобождение каждый солдат считал себя важной персоной… а не винтиком военной машины, управляемой свыше… Поэтому утверждение о том, что своими потрясающими победами Франция обязана «умным штыкам», достаточно справедливо[75].

В этих словах французского писателя и философа Жоржа Сореля заключается мысль, ставшая стандартным объяснением вереницы ярких побед, одержанных Наполеоном Бонапартом, de facto повелителем Европы между 1805 и 1809 гг. По существу, это объяснение имеет социальный и политический, а не военный характер; в нём утверждается, что ставшие следствием революции изменения во французском обществе привели к выработке нового способа ведения войны, основанного на принципе «нации под ружьём», с помощью которого удалось разгромить довольно традиционных противников Франции. Представление о том, что французская революция стала причиной преобразования способа ведения войны, освещённое Карлом фон Клаузевицем в книге «О войне», приобрело статус почти Священного писания.

К тому же, как говорится, все надежды в 1793 году возлагались на весьма бледно выглядевшую армию, такую, что никто не мог себе представить, как придать ей приличный вид. Война вновь стала делом народа, притом народа тридцатимиллионного, где каждый считал себя гражданином своего государства… За счёт такого принципа участия в войне… вся нация оказалась брошенной на чашу весов. Впредь у имеющихся средств… больше не стало чётких границ… и в результате опасность для противника возросла до крайних пределов[76].