– Из Диэм может когда-нибудь вырасти писатель. Она любит придумывать слова, – сказал Леджер. – Если она не знает, как что-нибудь называется, она просто придумывает для этого свое слово.
– Это как?
– Солнечные лампы, – сказал он. – Ну, такие, что горят вдоль тротуаров. Не знаю почему, но она называет их
Я улыбнулась, но испытала легкую боль от зависти. Я так хотела знать ее так же, как он.
– А еще? – Я говорила очень тихо, потому что старалась скрыть то, что вся дрожу.
– Мы как-то катались с ней на велосипеде, и у нее все время соскальзывала с педали нога, и она сказала: – Моя нога все время
Было так больно даже смеяться этому. Я выдавила улыбку, но, думаю, Леджер почувствовал, что рассказы про дочь, с которой мне нельзя познакомиться, рвут меня на части. Он перестал улыбаться, подошел к раковине и вымыл стакан.
– Ты готова?
Я кивнула и соскочила со стола.
По дороге домой он спросил:
– А что ты собираешься делать с этими письмами?
– Ничего, – тут же ответила я. – Мне просто нравится их писать.
– А о чем они?
– Обо всем. Иногда ни о чем. – Я отвернулась к окну, чтобы он не сумел прочесть на моем лице правды. Но что-то внутри меня желало вести себя с ним честно. Я хотела, чтобы Леджер мне верил. Мне нужно было многое доказать. – Я думаю, что, может быть, когда-нибудь соберу их и сделаю из них книгу.
Он помолчал.
– У нее будет счастливый конец?
Не отворачиваясь от окна, я ответила:
– Это будет книга о моей жизни, так что я не знаю, как такое возможно.
Не отводя глаз от дороги, Леджер спросил:
– А в каком-нибудь из писем говорится, что случилось той ночью, когда Скотти умер?
Я помолчала между этим вопросом и своим ответом.
– Да. В одном говорится.
– Можно мне прочесть его?
– Нет.
Леджер быстро взглянул мне в глаза. Затем снова перевел взгляд на дорогу и включил поворотник, сворачивая на мою улицу. Он остановился у дома, не заглушая мотор. Я не понимала, надо ли мне быстрее выйти или между нами осталось что-то недосказанное. Я положила руку на ручку двери.
– Спасибо тебе за эту работу.
Леджер побарабанил пальцами по рулю и кивнул.
– Я бы сказал, ты ее заслужила. Кухня не бывала в таком порядке с того дня, как я купил это здание, а ты проработала всего один вечер.
Комплимент было приятно услышать. Я это оценила и пожелала Леджеру доброй ночи.
Как бы мне ни хотелось поглядеть на него, выходя из машины, я так и не повернула головы. Я слушала, сдает ли он назад, но он не делал этого, и я подумала, что он смотрит, как я иду к своему дому.
Как только я вошла в квартиру, Иви кинулась мне навстречу. Я взяла ее на руки и, не зажигая света, подошла и выглянула в окно.
Леджер так и сидел в машине, глядя на мои окна. Я тут же отпрянула и прижалась спиной к стене. Наконец я услышала, как взревел его мотор, когда он задним ходом выезжал со стоянки.
– Иви? – прошептала я, почесывая ее за ухом. – Что же мы делаем?
24
Леджер
– Леджер!
Я поднял глаза от инвентаря и тут же начал паковать его еще быстрее. Ко мне направлялась бригада мамашек. Когда они собирались такой командой, это всегда не к добру. Их было четверо, у всех одинаковые складные стулья с именами детей, написанными на спинках. Они либо собирались сказать мне, что я недостаточно хорошо тренировал их деток, либо собирались попытаться свести меня с какой-нибудь своей незамужней подружкой.
Я кинул взгляд на поле – Диэм все еще играла там в салки со своими друзьями. За ней приглядывала Грейс, так что я запихал в пакет последний шлем, но было слишком поздно делать вид, что я не заметил, как они направляются ко мне.
Уитни заговорила первой:
– Мы слышали, объявилась мать Диэм.
Я быстро взглянул ей в глаза, но постарался не выдать никакого удивления, что они знают о возвращении Кенны. Никто из них не знал Кенну в то краткое время, что она встречалась со Скотти. Да никто из них и Скотти-то не знал.
Но они знали Диэм, и знали меня, и знали нашу историю. Так что считали, что им положено узнать всю правду.
– Где вы такое слышали?
– Сотрудница Грейс сказала моей тете, – ответила одна из мамашек.
– Не могу поверить, что ей хватило наглости вернуться сюда, – сказала Уитни. – Грейди сказал, что Грейс с Патриком подали на оформление запрета на приближение.
– Правда? – Я изобразил дурака, это все же лучше, чем показывать им, сколько мне известно. Они только бы начали расспрашивать дальше.
– И я их понимаю, – сказала она. – Что, если она попробует украсть Диэм?
– Она не станет, – сказал я. Закинул мешок в багажник и захлопнул крышку.
– Я бы не была так уверена, – ответила Уитни. – Наркоманы способны на всякое.
– Она не наркоманка. – Я произнес это слишком твердо. И слишком быстро. И тут же увидел в глазах Уитни подозрение.