Напрасный труд

Утром следующего дня Егоров разнес свои золоченые книги по управлениям Министерства, чтобы все знакомились с ними одновременно, и просил по возможности ускорить рассмотрение, ссылаясь на то, что он очень издалека и что ему приказано все сделать быстро. Ничего конкретного ему нигде не пообещали, только слушали, согласно кивая, читали заголовок и, заглянув в книгу, откладывали ее на уголок стола.

Поторапливал министерских начальников Егоров еще и потому, что ему не очень хотелось, чтобы кто-то и в самом деле внимательно изучал его "мероприятия", столько там, под золочеными обложками, было противоречий, нереальных задач и обязательств по их выполнению, просто чепухи с точки зрения здравого смысла.

Самому ему в одном из отделов был выделен письменный стол ушедшего в отпуск сотрудника. Сделано это было, должно быть, для того, чтобы он никому не мешал и не путался все время у занятых людей под ногами, как всегда делает человек, у которого нет если уж не своего дела, то хотя бы места.

Делать Егорову было решительно нечего, книги он только что разнес и следовало дать хоть какую-то паузу, чтобы можно было снова идти поторапливать. Поэтому он устроился за столом, достал из сумки пачку из десятка свежих газет и стал их просматривать, заодно с любопытством наблюдая за работой одного из отделов "штаба отрасли", как тогда говорили, все более и более переходя в будничной жизни на военную терминологию.

Командной системе так было просто удобнее и привычнее. Поэтому Министерство и стало "штабом отрасли", на любой более или менее значительной стройке обязательно был "штаб стройки", а при нем "начальник штаба", какой -то объем работ назывался обязательно "фронтом работ", начальники "давали команды", старшие из них говорили младшим "доложите!", а младшие не имели права обсуждать приказы старшего, зато имели право втихую не выполнять ничего из строжайше приказанного.

Такая терминология была характерна не только для строителей. Большие начальники, с которых меньшие начальники всегда берут пример, газеты, радио с телевидением своими штампами сделали ее всеобщим достоянием. Егоров слышал однажды, как в репортаже из сельской глубинки журналист радостно известил, что в каком-то колхозе "зазеленела первая трава и крупный рогатый скот покинул "зимние квартиры".

Все газеты из купленной Егоровым пачки писали об одном и том же, и с одной и той же точки зрения, поэтому он очень быстро просмотрел весь десяток и было заскучал. Но очень скоро заметил, что делать нечего не одному ему, а всему министерскому отделу. Только их это не тяготило совершенно, а, напротив, казалось естественным и привычным.

Женщины о чем-то таинственно шептали в телефонные трубки. Слов разобрать было нельзя, но по отдельным междометиям, выражению лиц говорящих, по продолжительности и обстоятельности разговоров, можно было понять, что речь идет о чем-то очень-очень важном и сугубо личном. Иногда только непроизвольные жесты проясняли тему разговора, когда не занятая телефонной трубкой рука говорящей показывала нечто легким движением вокруг головы, касалась пальцами плеч, потом груди и делала плавные движения сверху вниз. Лица женщин в такие моменты были прекрасны и одухотворены.

Редкие служебные разговоры были сухи, предельно лаконичны, хорошо слышны окружающим и заканчивались обычно словами: "Нет, нет. Это в другом отделе. У нас таких данных нет."

Мужчин в отделе было только двое, начальник отдела, который явно мучился от вчерашнего перепоя, и его заместитель. На своих местах они почти не сидели. Они, наверно, чтобы не мешать своим коллегам-женщинам вести интимные разговоры, либо подолгу курили на лестнице, либо наносили визиты в смежные отделы и курили с их мужчинами и уже на их лестницах.

Через пару часов Егоров решил сделать контрольно- напоминающий обход отделов и управлений, в которые он разнес свои "мероприятия". В его книги, как и должно быть, никто и не заглядывал. Везде, очевидно, это было время было установлено для всего Министерства, уже пили чай, собравшись по-семейному все вместе за одним из столов.

Некоторые из женщин, взяв свою чашечку с чаем и положив на блюдечко что-нибудь съедобное, отходили к телефону и продолжали свои тихие разговоры. Мужчины за чаем долго не задерживались, выпив, уходили опять курить и обсуждать вечные проблемы отечественного футбола и хоккея. Работали, казалось, одни только девочки-машинистки, они были свои в каждом отделе, да и то не очень, чтобы интенсивно. Продолжая неторопливо печатать, они отламывали красивыми пальчиками от шоколадки или от тортика, лежащих у каждой на блюдечке слева, маленькие кусочки и отправляли их в рот.

Вдруг…, да, эти "вдруг" не обходят даже аппараты министерств. Вдруг раздавался телефонный звонок, не похожий на все другие. Это звонил аппарат прямой связи одного из заместителей Министра с начальником отдела. Все замирали, прекращали разговаривать и даже жевать. Начальник отдела, сделав рукой знак, требующий тишины и внимания, хватал трубку и начинал напряженно слушать, говоря время от времени: