Напряжение сходится

— Я не в претензии на угрозы! Роковое непонимание — он не представился, я не просчитал риски. Но банкир был мой! — Возмущение все-таки пробилось из-под маски спокойствия.

— Чей банкир?

— Колобов! Банкир Фоминских!

— А вы говорите — ваш, — укоризненно произнес князь.

— Но пришел-то он ко мне. А ваш внук его увел, — как-то даже с досадой добавил Михаил Викентьевич.

— Свободный человек, — веско произнес Юсупов, скрывая за хитрым прищуром глаз свое искреннее отношение.

— Пусть так, — печально вздохнул Панкратов, — но я ведь пошел вашему внуку навстречу. И ради чего? Чтобы он купил у меня банк Фоминских и тут же продал его Долгоруким?!

— Задорого у вас купил? — словно невзначай вставил слово влиятельный дед.

— Да… но там этих денег — сами вон посмотрите… — тоскливо окинул он взглядом кучу валяющихся на земле банкнот.

— Так в чем же ваша жалоба? — Юсупов посмотрел на него взглядом, полным мудрости более старшего поколения.

Мудрости, которая умела ничего не понимать, но не подавать виду.

— Даже не жалоба, выходит… — Михаил Викентьевич чуть замялся, подбирая слова. — Просто я к нему со всей душой, а он все это — младшему Долгорукому…

— Это Игорю-то?

— Ему, — согласно кивнул Панкратов. — Но почему? Со мной ведь тоже можно договориться.

— Мой внук благоволит Долгорукому Игорю и оказывает ему покровительство. Но ваши чувства мне понятны, — осторожно коснувшись его локтя, Юсупов доброжелательно улыбнулся. — Вот что, Михаил Викентьевич. Вас, как я понимаю, до сих пор донимают эти старики из Боярской думы? Говорят нелепицу про незаконное нападение на вотчину Фоминских и огнем плюются, требуя все возвернуть обратно?

— В пятницу собирают большой сход, — небрежно пожал плечом Панкратов. — Я все равно от своего не отступлюсь.

— Да. В пятницу, верно, — словно припоминая, произнес Юсупов. — Меня тоже звали. Так я помыслил сейчас и решил пойти. Могу по пути к вашей резиденции подъехать, так потом общим кортежем в Кремль и направимся, а? — как о пустяке поинтересовался великий князь.

Словно игнорируя подтекст, что об этом маневре будет известно всем заинтересованным лицам еще до их приезда, а прочим останется только в бессильной злобе скрипеть зубами, когда машины двух князей совместно въедут через Спасские ворота. Ничего этим крючкотворам и тыловым воякам не обломится от завоеваний Панкратова — не с такой поддержкой, которую могут оказать Юсуповы.

— Было бы просто замечательно, — с почтением, но без намека на подобострастие, кивнул Михаил Викентьевич.

— Что до внука — молодой он еще. Горячий, — с теплотой отозвался Юсупов.

— В деда растет, — отметил Панкратов приятное для старика.

Еще бы — старший-то мерзавец за свою жизнь хорошенько отличился, уводя из-под носа и людей, и богатства.

А тот махнул рукой, но был явно доволен — словно древний дракон, прознавший, что его потомок, юное дарование, уже отлично жжет деревни и утаскивает людей для собственного пропитания… «Ну хоть принцесс пока не похищает…» — накатила на Панкратова лиричная мысль. Хотя в целом Панкратов тоже остался в плюсе — банк все равно не вернуть, а вот крови попить конкуренты и неудачники из Боярской думы могли вдосталь.

Столь же неспешно они вернулись к остальным, уже подобравшим интересную тему для беседы.

— Давно хочу спросить, — спросил князь Галицкий, чуть повернувшись к молодым людям. — Почему грузовиков — шесть? Ведь миллиардов, как понимаю, десять?

Остальные сваты, уже перебрав стандартный набор «отличная погода, а завтра будет хуже, но раньше была лучше», заинтересованно повернулись в их сторону.

Отвечать взялся юноша со шрамом возле глаза — попросту другие на вопрос не отреагировали вовсе, а вот этот парень чуть повел плечом и поднял почти полный бокал с соком к груди — его он захватил из дома, да так и не начал пить.

— Там больше десяти, — безэмоциональным голосом произнес он. — Погрузка по весу, плюс пять процентов на усушку и два процента на рваные купюры. — Парень задумался, слегка уйдя в собственные мысли. — Разумеется, периодически мы делали контрольные взвешивания, но, сами понимаете, даже пыль имеет вес, не говоря о сложности процесса измерения и погрешности весов.

— А сколько всего было машин?

— Более шести, — вежливо ответили Галицкому.

— Постойте, господа! Какие контрольные взвешивания? — чуть раздраженно поинтересовался Долгорукий. — Еще утром эти деньги были в пачках и запаянными в банковский пластик! Я вообще не понимаю, зачем было срывать упаковку и мочить купюры под дождем!

— Признайте, князь, россыпью гораздо красивее, — не согласился с ним Галицкий.

А до того отвечавший юноша отступил назад, выходя из беседы и тщательно скрывая досаду во взгляде — словно сказал что-то лишнее, чего не должен был говорить, а сейчас сетует на себя.

— Вы бы лучше подумали, во что это выгоднее вложить, — веско произнес Панкратов.