Читаем Народ-богатырь полностью

Давно отошли в прошлое времена, когда смерды-ополченцы выходили на поле боя с кольями или «киями» (палками), — усилившиеся великие князья имели достаточно оружия, чтобы вооружить все войско. Русские воины имели копья, короткие прямые мечи, длинные сабли, булавы и чеканы, легкие метательные копья — «сулицы», дальнобойные луки и стрелы с закаленными остриями, способные пробивать защитное вооружение врага. Многие воины имели остроконечные шлемы и кольчуги, почти все — крепкие щиты, обычно красного цвета.

Совершенствовались тактические построения русского войска. Для похода и боя оно делилось на несколько частей — полков: передовой (или сторожевой) полк, большой полк, полки правой и левой руки, засадный полк. Такое разделение позволяло маневрировать силами как в походе, так и во время боя.

В походе русское войско двигалось следующим образом. Впереди, на расстоянии нескольких переходов, шел сильный сторожевой отряд (крепкая «сторожа»), за ним — авангардный передовой полк. Следом двигались главные силы: «большой полк», полки правой и левой руки. Замыкал походную колонну засадный полк, который в походе играл роль арьергарда. Такое расположение войска в походе позволяло быстро принять боевой строй, состоявший из тех же основных частей.

Боевой порядок московского войска в XIV в.


На поле битвы вперед выдвигались воины передовой стражи, в основном легковооруженные, с луками и саблями. Непосредственно позади них выстраивались шеренги передового полка, который и завязывал бой, стараясь выяснить намерения противника и направление его главного удара. Затем в битву вступали большой полк, полки правой и левой руки. Засадный полк находился в укрытии и наносил удар в решающий момент боя. Часто лихой удар свежего засадного полка приносил победу. Глубокие построения русского войска способны были выдержать самый сильный натиск врага.

Единство русского войска второй половины XIV века, кроме авторитета великого московского князя, опиравшегося на сильный «двор» и многочисленные собственно московские полки, обеспечивалось общностью политических целей — борьбой против Орды, а также общностью национального состава вооруженных сил.

Таким было русское войско, вышедшее в 1380 г. на знаменитое Куликово поле.

На поле Куликовом

Русская летопись сохранила до наших дней «повесть полезную» о том, как в 1380 г. «князь великий Дмитрий Иванович с братом своим двоюродным с князем Владимиром Андреевичем и со всеми князьями русскими на Дону посрамил и прогнал Мамая, и всю Орду его со всею силою их нечестивою избил». Это была повесть о Куликовской битве.

Летописец начал свой рассказ с событий в Золотой Орде, которые предшествовали походу на Русь. Темник Мамай «многих царей и князей избил и поставил себе царя (хана) по своей воле», став фактическим правителем Золотой Орды. Мамаю не давали покоя лавры хана Батыя: он «вознесся в уме гордостью великою, хотел как второй царь Батый быть и всю землю Русскую пленить». Однако Мамай понимал, что Русь стала уже не той. Он не ограничился сбором всех своих орд, но «рати нанял бесермен и армян, фрязей (греков), черкесов, ясов, буртасов». Кроме того, Мамай заключил союз с польско-литовским королем Ягайло и рязанским князем Олегом. Летом огромное войско Мамая (численность его разные историки определяли от 150 до 300 тысяч воинов!) переправилось через Волгу и подошло к устью Воронежа. Над Русью нависла грозная опасность.

Когда весть о готовящемся вторжении ордынцев достигла Москвы, великий московский князь Дмитрий Иванович стал «собирать воинства много и силу великую, соединяясь с князьями русскими и бывшими под ним князьями местными». Полки ближних князей начали собираться в Москве.

Чтобы точнее узнать о планах Мамая, великий князь направил к нему для переговоров опытного московского дипломата Захария Тютчева. Сведения Тютчева, с которыми он «послал тайно скоровестника к великому князю на Москву», были тревожными: князь Олег Рязанский и польско-литовский король Ягайло «приложились ко царю Мамаю».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное