Царевич Алексей, сын царя, который, как говорят, как и он, женился на крепостной и, как и отец, тайно покинул Россию, не имел подобного успеха в обоих предприятиях, дурное подражание отцу стоило сыну жизни; это был один из самых ужасных примеров жестокости, который когда-либо был продемонстрирован с высоты трона; но памяти императрицы Екатерины делает честь то, что она совсем не принимала участия в несчастье этого принца, рождённого в другом браке, который не любил ничего из того, что любил отец; Екатерину совсем не обвиняют в том, что она действовала как жестокая мачеха; великое преступление несчастного Алексея состояло в том, что он был слишком русским и не одобрял всего того, что его отец делал великого и бессмертного во славу народа. Однажды слушая московитов, которые жаловались на несносные тяготы, перенесённые при строительстве Петербурга, он сказал: «Утешьтесь, этот город долго не просуществует». Когда надо было следовать за отцом в поездках по 500–600 лье, которые царь предпринимал часто, царевич притворялся больным, ему сурово прочищали желудок из-за болезни, которой не было; такое лечение вкупе с большим количеством водки подорвали его здоровье и его дух. Вначале у него была склонность к учёбе: он знал геометрию, историю, изучал немецкий язык; но он совсем не любил военное дело, не хотел его изучать, и в этом его особенно упрекал его отец. В 1711 году его женили на принцессе Вольфенбюттельской, сестре императрицы – жены Карла VI. Этот брак был несчастным. Алексей часто покидал принцессу ради попоек и Евфросиньи – девушки-финки, крупной, хорошо сложённой, очень ласковой. Утверждают, что принцесса умерла от тоски (если тоска может причинить смерть) и что царевич затем тайно обвенчался с Евфросиньей в 1713 году, как только императрица Екатерина принесла ему братца, без которого он бы хорошо обошёлся.
«Злу корень – старцы и попы!..»
О царевиче Алексее Петровиче, когда он привезён был обратно из чужих краёв, государь Толстому говорил так: «Когда б не монахиня, не монах и не Кикин, Алексей не дерзнул бы на такое зло неслыханное. Ой, бородачи, многому злу корень – старцы и попы! Отец мой имел дело с одним бородачом, а я с тысячами. Бог сердцевиден; и судия вероломцам! Я хотел ему благо, а он всегдашний мне противник».
На сие Толстой его величеству отвечал: «Кающемуся и повинующемуся милосердие, а старцам пора обрезать перья и поубавить пуху». На это повторил его величество: «Не будут летать скоро, скоро!»
«Столько бед и напастей!..»
По тому же следствию Толстому государь сказал: «Едва ли кто из государей сносил столько бед и напастей, как я! От сестры был гоним до зела: она была хитра и зла. Монахине (имеется в виду мать царевича Алексея, опальная первая жена Петра – царица Евдокия. –
Вторая Софья
По возвращении генерала Бутурлина и тайного советника Толстого от царевича Алексея Петровича, к которому они посылаемы были от государя с вопросами, его величество им сказал: «Теперь видите ясно, что он – другая Софья».
О первой жене Петра Великого
На душу Петру Алексеевичу по временам находила такая чёрная туча (правду сказать, было от чего), что он запирался и никого не допускал к себе. В такие припадки, не сказав никому ни слова, он два раза ездил в Ладожский монастырь, что на Волхове, куда перевезена была царица-монахиня (это опять о первой жене Петра, Евдокии Лопухиной, насильно пострижённой в монахини), виделся с нею, часа по два просиживал в келии, привозил ей и денег по две тысячи рублей.
В третий раз так же и туда же приехал, остановился у монастырских ворот, не выходил из экипажа, призадумался, постоял и крикнул «Назад!».
Со слов Владимира Ивановича Лопухина, который в присутствии, автора (в 1793-1796 гг.) рассказывал бригадир Ртищеву.
«Страдаю, а всё за Отечество!..»