Чтож этот россиянин предприемлет? Он решился сам доставить себе над солдатами управу – росту был он высокого и сложения крепкого: молча и как бы без намерения подошёл к ним и бросился на них как исступлённый, вырывает у одного ружье и штыком закалывает сперва вооружённого, а потом и обезоруженного и, исполня героическое действие, ожидает спокойно своего жребия. Офицер караульный с командою вбегает в темницу, схватывают героя, нимало уже непротивящегося, оковывают страшными цепями и доносят о происшедшем высшему начальству. На вопрос: как он осмелился убить солдат, Иголкин отвечает с неустрашимостию: «Я, как верный подданный своего государя, обязан законом Божиим, гражданским и присягою пролить за честь его последнюю каплю крови – слыша же священное имя его ругаемое, увещевал их уняться, они презрели оное – я призвал унтер-офицера, жаловался ему на них, но тот вместо удовлетворения смеялся только надо мною, и они больше ещё поносить стали великую особу помазанника Божия. Что оставалось мне делать? Я должен был или отмстить ругателям смертию, или пролить свою кровь. Но правосудный Бог помог мне наказать дерзких. Теперь участь моя в ваших руках, делайте, что вам угодно. Без страха готов принять смерть за честь моего государя». Такая чрезвычайная речь сделала судей безгласными – они, повелев заключить его опять, не смели учинить никакого об нём приговора, не донеся с подробностию королю. Карл XII поражён был, прочтя доносимое: «В таком грубом народе, такой великий человек!». Он повелел его привести к себе. И, как уже происходили тайные между им и российским государем о мире переговоры, и он, видя себя принужденным искать у великого соперника своего дружбы, то и решился отослать Иголкина к государю, не сомневаясь, что он принят будет за дорогой подарок, описав при том с подробностию о героическом его дйствии и поздравляя его величество с таким подданным, каких у него или нет, или очень мало.
Представлен этот сединами украшенный достойный подданный монарху, государь не мог прочесть помянутого о нём описания, не прослезясь; и обратясь потом к предстоящим, сказал: «Вот образец верности!» – подошёл к нему, обнял его с горячностию, поцеловал в голову и признавался, что такая отличная верность его достойна соразмерной награды.
– Проси у меня, друг мой, что тебе угодно: я всё тебе обещаю!
Тронутый такою милостию, Иголкин, проливая радостные слезы, сказал монарху:
– У меня, надежда-государь, но милости Божией и твоей, столько ещё осталось в Новгороде дохода, что могу прожить им остатки дней моих без нужды, а потому нечего мне больше желать, как только носить на себе твою монаршую милость.
– Нет, я не буду покоен, – отвечал государь, – ежели не награжу тебя; и так воля моя есть непременная, чтоб объявил ты мне, что тебе надобно.
– Когда тебе непременно угодно, – сказал старик, – то повели находящийся близь дома моего, в Новегороде, кабак отдать мне.
– Ежели бы ты попросил у меня и весь Новгород – не мог бы я отказать тебе! – сказал, улыбаясь, государь.
Сверх того, Иголкин, в прибавок к кабаку, получил от монарха за полонное терпение и ревность его, как изъяснялся монарх, довольно знатную сумму денег, с которыми и отпущен он при указе в Новгород.
Вольтер о царевиче Алексее