Нарушая заповеди

С удивлением выяснив, что Мендель — мой защитник, я уже понимаю, что надолго здесь не задержусь. Не без облегчения понимаю. Первые несколько часов моей неволи дались мне нелегко. Били грамотно, методично и жёстко. И хотя мне так и не удалось абстрагироваться от боли, я справедливо полагал, что быть забитым насмерть — никак не хуже, чем отбывать огромный срок за преступления, которые не совершал. А взять на себя мне следовало немало чужих грехов. Жить очень хотелось. И даже осознание того, что в этом мире я никому не нужен, не отбило жажду жизни. Не знаю, на сколько часов или дней меня хватило бы, но хочется думать, что не сломали бы, заставив подписать бредовые признания.

Проверить, к счастью, так и не пришлось — появился крутой адвокат и, подмигнув мне весело, попросил потерпеть немного. Внутри болело всё, но ради свободы потерпеть я мог и дольше, чем немного. Единственный вопрос, который меня мучил, — кто нанял адвоката? В голове лишь два варианта — Владыка Бочкин и… Тимур Баев. Толяну знаменитый Мендель просто не по карману, а больше за меня впрягаться и некому. Но свой вопрос я так и не озвучил, потому что сейчас было время адвоката задавать мне вопросы.

И он уже задаёт их полчаса. Я же охотно отвечаю… почти на все.

— Так с кем, ты говоришь, провёл ночь на озере? — в очередной раз демонстрирует забывчивость хитрый адвокат.

— Я не говорил, — улыбаюсь. — Вы прямо, как следак.

— Вот ему этого и не следует знать. А своему адвокату, сынок, ты можешь исповедаться во всех своих безобразных грешках. А, впрочем, этот грешок оставь при себе. Мне и так известно, где и с кем ты развлекался. Но ты молодец — осторожный парень. И впредь таким оставайся, проблем будет меньше. Понял меня?

— Не очень, — признаюсь откровенно. Кажется, мы расходимся с Менделем в понимании моей осторожности.

Осторожен я лишь в отношениях с людьми. И таким меня сделала жизнь… И люди, которые из неё вышли. Именно так — вышли, потому что за последние четыре года из моей жизни исчезли почти все, кого я привык или хотел считать близкими. Отчего-то я показался им обременительным другом, родственником, соседом. И вот вчера меня оставили ещё два родных человека. Думал, что родных. Кто остался?

Толяна я впустил в свою жизнь не так давно, да и то — как пустил… Анатолий впёрся сам — без приглашения, а я позволил этому болтуну вовлечь меня в бездну порока. Толян искренне верил, что благое дело творит. И справедливости ради надо сказать, что преподобный мне здорово помог встряхнуться и выпнул меня из моей вполне комфортной бронированной скорлупы.

И вот теперь остался только он. И остался ли? Очень хочется верить…

— … Надеюсь, ты правильно меня понял? — Мендель смотрит на меня испытующим взглядом.

Я прекрасно осознаю, что его время очень дорого, поэтому молча киваю. Не говорить же ему, что я не только не понял, но и не слушал. Остаётся верить, что он не агитировал меня сознаться во всех нераскрытых преступлениях.

— Так, Роман, теперь о деле. Спрашивать тебя ни о чём больше не станут. А вот тебе я настоятельно советую спросить.

— О чём? — я не понимаю. — Кого спросить?

— Не кого, а с кого! Я тут жалобу набросал от твоего имени на чрезмерно усердных костоломов за их неправомерные действия. Ну, что ты так смотришь? Я же вижу, что над тобой поработали, ты даже сидишь, как кривой инвалид и морщишься постоянно.

— Спасибо, но… нет. Просто все эти тяжбы — не моё, — и предотвращая очередное нравоучение, вскидываю вверх ладони. — Я знаю, что не прав, и спасибо. Правда — за всё спасибо.

— Дурак, — резюмировал Мендель. — Это не мне спасибо. Ладно, с бумагой — как знаешь, но в больницу заедем обязательно. А то завтра сдохнешь — кое-кто мне голову снесёт.

Я предусмотрительно не спрашиваю, кто же этот кое-кто. Я знаю и пока не определился, как мне быть с этими знаниями.

— И, Роман, тебе следует ещё кое о чём знать, — говорит адвокат и без пауз сбрасывает на меня бомбу.

Я разглядываю скрины с недавних постов в интернете и чувствую, как меня ломает. Репутация? Сейчас мне плевать на неё! Маньяк? Ничего для меня нового!

Франкенштейн! Вот теперь мне действительно больно. Очень больно.

Будто сквозь вату звучит голос адвоката. Он снова убеждает меня призвать к ответственности виновных.

— Я сам разберусь, — прерываю его резко. — Извините. Только копию заявления, если можно, возьму на память.

Мендель нехорошо прищурился.

— Можно. Но учти, Роман Темнов, второй раз на мои услуги можешь не рассчитывать.

— Да что Вы, я бы не посмел.

— Надеюсь, своим дурным бабам ты не станешь мстить?

В ответ я лишь невесело усмехаюсь.

— Да, Темнов, не повезло тебе с соседями.

— Люди… Это лишь стадо ведомых баранов. Ответственный всегда тот, у кого кнут.

— Любопытная теория, — встрепенулся Мендель. — И не уникальная. Есть у меня хорошая подруга, пастушка с очень крепким кнутом. Вам бы с ней было, о чём поговорить. Но — увы — она француженка.

Я неопределённо киваю. Говорить ни о чём больше не хочется. Адвокат резво подрывается с места.