— А разве мы не друзья? Ром, а мыло-то мне зачем?..
Затем! Мля… чёртов Толян, что ты притащил — ром или «Канабис»?
Моя дверь очень надёжная и крепкая, а на ней нацарапано слово, которое мне не нравится. Вот суки! Я уже очень хочу войти к себе и начать глубоко дышать… Там меня ждёт друг Анатолий…
А в конце коридора маячит мой враг Виталий. Наташкин муж меня тоже видит, но отводит взгляд и скрывается за дверью туалета. Идиот! Там тебе от меня не спрятаться.
— Чо надо, Тёмный? Э-э, ты совсем а…
Мой кулак с упоительным звуком глушит вопрос. Но мой оппонент уже знает ответ. Я объясняю очень быстро, доходчиво и без пауз. Тело лёгкое, адреналин бушует в крови, вливая в мой карательный кулак убойную силищу. Кровавые брызги окрашивают стены туалетной кабинки, чавкающие звуки и хрипы аккомпанируют мужскому разговору, и мне не хочется останавливаться…
Но кто-то дерзкий и неслабый грубо вмешивается в наши переговоры и отшвыривает меня назад. Преподобный! Не иначе как с божьей помощью!
— Остынь, придурок, руки побереги! — рявкает Толян, приперев меня к стене.
Кровавые искры пляшут перед глазами, и я крепко зажмуриваюсь, чтобы не навредить другу. Штормит…
— Я тебя закрою, тварь, — доносится шепелявое блеянье из кабинки, и мой друг обращает свой гневный лик к поверженной ментовской роже.
Анатолий трясёт праведным кулаком перед расплющенным носом Виталия, угрожая заключением медицинской экспертизы, зафиксировавшей у меня внутренние повреждения, пугает готовой жалобой в прокуратуру и страшным судом божьим. Любой бы обделался. Закончив отповедь, он чинно перекрестился и рубанул кулаком по лбу попытавшегося подняться грешника. Нокаут.
В туалет врывается Наташка и начинает истошно визжать. Жадные до зрелищ соседи толкаются в проходе, поднимая невыносимый гвалт. Я с силой вжимаю окровавленные кулаки в бёдра, борясь с искушением заткнуть сразу всех. Как же я их ненавижу!
Но никто не пытается меня остановить. Расступаются, шарахаются, перешёптываются…
— Так, из своей комнаты — чтобы ни на шаг! — командует Толян, конвоируя меня по коридору. — Ждёшь меня и не высовываешься! Понял? А я схожу разъясню твоим соседям их права, пока нас тут обоих не заластали. И прекрати скалиться, как одержимый, а то мне уже страшно.
— Да пошёл ты, — успеваю рыкнуть, прежде чем друг заталкивает меня в комнату и дверь за моей спиной захлопывается. — А-а-р-р-р!
Рычу утробно и глухо и дышу глубоко. Успокойся, чёртов псих! Хочу потереть ладонями лицо, но от запаха чужой крови начинает мутить.
Кажется, я ощущаю постороннее присутствие раньше, чем слышу тихое:
— Ро-ом…
— Что ты здесь делаешь? — рявкаю грубо и вижу, как вздрагивают Лялькины плечи.
66
По какому-то дикому недоразумению она здесь, в этой отстойной дыре. Чистенькая красивая девочка из другого мира. Каким же уродом она сейчас меня видит.
— Ты не позвонил, Рома… Я боялась… — бормочет еле слышно… Как же бесит!.. И растерянно трёт маленькими ладошками по узким бёдрам, затянутым в голубые джинсы.
— Правильно боялась, — прерываю этот писк и вижу, как удивлённо и испуганно распахиваются Лялькины глаза. А мне до одури хочется увидеть в них слёзы и мольбу.
Сейчас её глаза тёмно-синие, как ночное небо, а в моих… черти пляшут.
— Рома, у тебя кровь, — она неуверенно протягивает руку и делает шаг мне навстречу.
— Не лезь! — резко отступаю назад, а она снова вздрагивает и отдёргивает руку. Тут же смущённо закусывает нижнюю губу.
— Почему, Ром? Я так волновалась… Ждала, что тебя отпустят… Папа обещал сразу позвонить, но почему-то… И твой телефон не отвечает. А я не могла больше ждать…
— Су-ука! — я прикрываю глаза. Как же не вовремя!
— Я? — уточняет Лялька, скорее удивлённо, чем обиженно.
Я зло усмехаюсь.
— Уйди сейчас, Ева!
Стиснув зубы, я поднимаю глаза к потолку, чтобы не видеть, не хотеть!.. Не испачкать…
— Ро-ома, — голос вкрадчивый и порочный призывает меня вернуть взгляд, откликнуться…
Моя невинная девочка сощуривает свои потемневшие глаза и облизывает сочные губы.
— Сука…
— Но я ведь твоя сука, Рома?
От её интонации внутри меня закручивается сокрушительный смерч.