Нарушая заповеди

Я дышу, как загнанный бык, и таращусь на неё в попытке разобраться — что это?.. Игры больного разума или настоящая Ева — ядовитая соблазнительница?

Она подходит совсем близко и кладёт ладонь мне на грудь. Обжигает взглядом, прикосновением…

— Я люблю тебя, — шепчут её влажные губы… В которые хочется впиться, смять, искусать…

А острые ноготки царапают по груди, животу… Ева смотрит мне в глаза и царапает… Царапает, сука… Как это делали все… до неё. И всё же я не смею её коснуться грязными руками.

— Зачем ты здесь? — даю ей последний шанс опомниться.

Лишь на короткий миг в её глазах непонимание, обида… Но нет — показалось. Они затуманиваются, зовут, а на губах блуждает улыбка.

— Чтобы тебе было хорошо, Рома.

Её горячий шёпот мгновенно находит бурный отклик в паху. Оказывается, моя отзывчивая девочка отлично знает, как сублимировать жёсткую ярость в летучую похоть.

— Тогда на колени, малышка, — я почти рычу и с наслаждением думаю, что при должном старании я всё же выбью из этих глаз слёзы. А потом непременно утешу. — Давай, Ева, на коленочки.

Не понял… Что не так? Для слёз ещё точно не время, но от чего-то они наполняют глаза моей девочки и блестят на дрожащих ресницах…

— Почему? Значит, папа был прав, и ты никогда не сможешь меня простить? — несчастный затравленный взгляд и дрожащий голос ничем не напоминают то продуманное вероломное соблазнение, что минуту назад взрывало мне мозг.

И было ли оно — это соблазнение? Или моё больное сознание до такой степени извратило визит вежливости? И ка-ак?! Каким невероятным образом грёбаный папа умудрился сейчас влезть между нами? Твою ж мать, что происходит?! Баев, тварь, как я тебя ненавижу!

— Я думала, что смогу… что у меня получится, Ром, — Лялька горестно всхлипывает и совсем по-детски трёт кулачками глаза. — И ты был таким… необыкновенным, любимым… моим Ромкой. Я хотела, чтобы не просто первый… Чтобы единственный! Такая наивная дура, да? Я же понимаю, что ты не забудешь, всегда это знала. Но я верила, что мы вместе справимся, всё время верила…

— Во что ты верила, Ляль? — спрашиваю очень осторожно, чтобы не напугать, не навредить.

И чтобы хоть что-то понять.

Алкоголь, если минуту назад во мне и был, то уже выветрился вместе с похотью и сообразительностью. И вот я, трезвый и тупой, наблюдаю, как Лялька медленно опускается передо мной на колени, а в её глазах блестят слёзы. И ничего эротичного в этом нет.

— Этого ты хотел, Ромка? — печальный упрёк в глазах и улыбка на заплаканном лице.

Нет! Не-е-ет!

Я отрицательно машу головой.

Да признай уже, чёртов извращенец, именно этого ты и хотел.

— Я, Ром, сказать тебе должна… Признаться, чтобы ты не сомневался, — Лялька прижимает кулачки к груди и смотрит на меня огромными, теперь серыми, глазами. — Я сейчас сильно злюсь на твою маму за то, что она ушла и не оставила мне шансов на прощение. И тебе не оставила шансов… Ты стал совсем другим. Или это я тебя таким придумала… И полюбила… очень сильно. И очень больно… Знаю, что теперь ты меня точно не простишь. Но всё равно… не надо было со мной так… Я нравлюсь тебе такой? Не хочу прощать тебя, Ромка…

И я себе не прощу.

Расскажи кто другой — оборжался бы, наверное. А сейчас выть охота.

Как мне оправдаться, Лялька?

Как объяснить маленькой неискушённой девочке, что не собирался её унизить и уж точно не ждал никакого раскаянья?

Почему я решил, что ты взрослая? Да и мог ли я сделать тебя женщиной, не будучи мужчиной?..

Лялька встала с колен и очень тихо ушла.

Ушла… И забрала весь мой воздух…

67. Евлалия

Сердце беспокойно и громко бухает, когда я заглядываю в длинный смрадный коридор. Слева толпятся и галдят, как в курятнике, Ромкины отвратительные соседи. И как он тут живёт? Папа легко мог бы купить ему квартиру… Но разве Ромка согласится? Мой гордый и независимый Ромка. Рядом с его комнатой сердце от волнения и страха, кажется, совсем провалилось и теперь стучало где-то в желудке. Даже озноб по спине промчался, несмотря на жару и духоту. Да что я так разнервничалась?! А всё папка! Ух, как же я зла на него!

Около Ромкиной комнаты, прямо под ногами развалился толстый рыжий кот и даже не собирается передислоцироваться. Он лениво обратил на меня сонный взгляд и сипло недовольно мявкнул. Вот наступят на тебя, нахальное животное, будешь тогда знать. Кот, словно услышал мою мысленную угрозу, заворчал, как сторожевой пёс, и я слегка посторонилась — да ну его.