Я сразу вспомнила Котины слова, что у неё с попом ещё не было. Этот бы ей здорово подошёл по темпераменту, и не слишком старый — лет тридцать или чуть больше. Интересный экземпляр, однако. Кстати, почему-то мужчины к нам заглядывают гораздо чаще, чем женщины. Но главное, что недовольных пока ещё не было.
— Капучино мне сделаешь? — лыбится Паша и оценивающе оглядывает меня с головы до ног.
Он так делает постоянно, но руки ко мне не тянет, поэтому его взгляды меня перестали напрягать ещё позавчера.
— Конечно, Паш! — это очередной экзамен, и я справляюсь на отлично.
День пролетает быстро. И несмотря на маленький наплыв гостей, скучать нам некогда. Паша щедро делится секретами мастерства — и профессионального и совершенно далёкого от профессии. А к вечеру посетителей прибавляется, и время летит ещё быстрее.
Когда открывается дверь и появляется рыжий поп, я невольно начинаю ему улыбаться. Но улыбка застывает на моих губах… Тук-тук-тук-тук… Тудух-тудух-тудух!..
Неосознанно я прижимаю ладонь к груди. Невероятно, что моё сердце реагирует раньше, чем осознаёт мозг и видят глаза. Ромка… Как?.. Почему здесь?.. Вокруг снова исчезают все звуки, и никого, кроме нас двоих…
Его штормовые серые глаза… И мои — влюблённые… Тудух-тудух-тудух…
Мы так близко друг к другу, но между нами огромная пропасть… Почему-то я вижу это лишь сейчас…
— Рома, здравствуй, — пытаюсь казаться спокойной и приветливой, и осторожно мысленно прокладываю хрупкий мост к ледяному сердцу моего Кая. Только, боюсь, в одиночку мне не справиться.
Но нет — свой мост он спалил давно и выстроил глухую стену, о которую снова разбивается моя выдержка.
25
Серый колючий взгляд становится всё ближе, гася мою улыбку… Сжигая мой кислород…
— …Ева! — звучит слишком громко и настойчиво.
Я выныриваю из давящей глухоты и, обернувшись на зов, упираюсь взглядом в рыжую мочалку. Я настолько дезориентирована неожиданным появлением Ромки, что даже не сразу понимаю, что мочалка — это борода моего нового знакомого священника. Ну как знакомого — имени-то я до сих пор не знаю. Или не помню… Поднимаю взгляд выше и смотрю в насмешливые светло-карие глаза.
— Ты что, с Тёмным знакома? — удивляется рыжий.
С кем? Его вопрос вызывает во мне священный ужас. Почему-то слово «Темный» в разговоре со священником ассоциируется с демонами и вампирами. Этот рыжий издевается?
— Здравствуй, Евлалия, — спокойно и холодно произносит Рома в ответ на моё приветствие. Опомнился!
Я не в силах выдавить очередную улыбку.
Евлалия… После «Ляльки» это звучит как пощёчина.
— О, а что это за слово такое? Как ты её назвал-то? — выпучил глаза поп и нетерпеливо толкнул друга. — Уснул, что ли, Тёмный?
Так Тёмный — это мой Ромка?.. А, ну да — Темнов же…
— А это, Ваше Преподобие, название пироженки… несклоняемой, — ухмыляется Роман.
И в этой злой ухмылке и недобром взгляде я совсем не узнаю того весёлого добродушного мальчишку, в которого когда-то влюбилась без памяти. Этот сероглазый парень — совершенно чужой, незнакомый… Тёмный…
— Вон оно как! — понимающе кивает Преподобие. И мне бы теперь пояснил — как оно.
Он разглядывает меня с каким-то новым интересом и собирается что-то сказать, когда из-за моей спины эффектно появляется Павел. Он успел удовлетворить заказы гостей и теперь намерен очаровать нового посетителя. Мой напарник широко и очень искренне улыбается Ромке.
— Добрый день, меня зовут Павел. Вы у нас впервые?
Роман молча кивает и усаживается на высокий барный стул всего в полуметре от меня. Его парфюм с древесными нотками будоражит и кружит голову. Мне хочется сбежать подальше от раздражителя, а сердце просится быть к нему ещё ближе. Я злюсь на собственную реакцию, но совершенно не справляюсь с собой. Ищу какие-то подходящие слова, но они ускользают и все выветриваются из моей головы. Даже неподходящих не осталось. И в этой звенящей пустоте пульсирует жалящими всполохами ЕГО древесный аромат, разгоняя моё бедное сердце…
— Павлуша, расслабься, — разрешает Рыжий, — просто сделай нашему суровому мальчику двойной эспрессо и отдельно десять кусочков сахара.
Паша с готовностью кивнул, ничуть не смутившись, и ринулся выполнять заказ. А я, парализованная близостью Ромки, растеряла даже зачатки профессиональной этики и усердно нарезаю салфетки, чтобы не выдать своего волнения. Тудух-тудух-тудух… Мне становится страшно от того, что все слышат этот оглушительный грохот.
— Ева, так ты у нас, значит, Евлалия? — обрадовался рыжий поп и зачем-то подмигнул Ромке. — Какое необычное имя и такое красивое. Тебе очень подходит. Наверняка это мама придумала.
— Это компромисс, — я неожиданно рада этой возможности отвлечься от Ромкиного присутствия. — Мама хотела назвать меня Евой, а папа — Лалой.
— Вот что значит серьёзно подойти к этому вопросу. Мои-то родители сильно не заморачивались и повелели мне быть Толиком. Ну что это — Толик? Навалял на столик!