Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Безусловно, повышению внимания к Российскому флоту способствовало и начало реализации амбициозных кораблестроительных программ, дающих основания надеяться на скорое возрождение морской мощи после катастрофы на Дальнем Востоке и возвращение России в число первоклассных морских держав. Действительно, «малой» и «большой» программами, вотированными к концу 1912 г., предусматривалась постройка восьми линейных кораблей, четырех линейных (по классификации 1907 г. — броненосных[453]) крейсеров и восьми крейсеров, 67 эскадренных миноносцев и 30 подводных лодок

[454]. Перспектива столь масштабного усиления военно-морского потенциала империи позволяла поставить на повестку дня вопрос о расширении операционной зоны Российского флота и, в частности, о включении в нее Восточного Средиземноморья.

Сосредоточение здесь крупной корабельной группировки, кроме очевидной функции поддержания международного политического престижа России, диктовалось и резонами оперативно-стратегического свойства. Наличие морских сил в Средиземном море давало возможность в случае войны с Турцией воздействовать на противника с нового стратегического направления, создать благоприятные условия для действий Черноморского флота в направлении Босфора и воспрепятствовать появлению в Черном море флотов потенциальных неприятелей — Австро-Венгрии и Италии. Не следовало сбрасывать со счетов и германскую Средиземноморскую дивизию контр-адмирала В. Сушона («Гебен» и «Бреслау»). В ноябре 1912 г. кайзер Вильгельм II направил эти корабли для участия в международной эскадре, сформированной европейскими державами перед лицом угрозы захвата Константинополя болгарскими войсками[455]

.

Важно иметь в виду и то, что сосредоточенные в Средиземном море корабельные силы могли быть оперативно направлены и в другие стратегически значимые для России районы Мирового океана. «Не имея в этом море прямых интересов, мы смотрим на эскадру Средиземного моря как на готовую силу, способную во всякое время идти куда понадобится», — писал в августе 1884 г. управляющий Морским министерством адмирал И. А. Шестаков

[456]. Наиболее яркий пример такого рода развертывание Средиземноморской эскадры под командованием контр-адмирала С. О. Макарова в Тихий океан весной 1895 г., после окончания Японо-китайской войны. Тогда в дальневосточных водах впервые появился российский линейный корабль — эскадренный броненосец «Император Николай I», который вдвое превосходил по водоизмещению крупнейший из кораблей японского флота того времени. Кроме того, под флагом начальника Соединенных эскадр Тихого океана и Средиземного моря вице-адмирала С. П. Тыртова состояли броненосные крейсера I ранга «Адмирал Нахимов», «Владимир Мономах», «Память Азова» и несколько крейсеров II ранга, канонерских лодок и минных крейсеров[457]

. Своевременное сосредоточение в Желтом море столь значительных сил позволило Санкт-Петербургу оказать на Токио жесткое политическое давление, ограничить экспансию Японии в континентальной Азии и добиться возвращения Китаю Ляодунского (Квантунского) полуострова, который спустя три года был арендован Россией.

Сама же эскадра Средиземного моря в 1898 г., с уходом большей части броненосных кораблей на Дальний Восток, была преобразована в отряд судов, которым командовал один из младших флагманов Балтийского флота. Под его началом состояли эскадренный броненосец «Император Александр II» (затем вновь «Император Николай I»), по одной мореходной канонерской лодке из Балтийского и Черного морей и минный крейсер[458].