Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Английский линейный корабль «Эйджинкорт» (бывший турецкий «Султан Осман I»)

Линейный крейсер «Гебен» (в оттоманском флоте — «Явуз Султан Селим»)

Малый крейсер «Бреслау» («Мидилли»)

Появление в Черном море германских кораблей стало для российского военно-морского руководства неприятным сюрпризом. Возможность присоединения крейсеров В. Сушона к османскому флоту хотя и имелась в виду (на такую возможность, в частности, указывал вице-адмирал А. И. Русин в ходе переговоров с французскими коллегами в июне 1914 г.[431]), но считалась маловероятной: по сведениям МГШ, в «плане стратегического развертывания» германских военно-морских сил «Гебен» значился в составе Флота открытого моря, призванного бороться с англичанами на главном театре — в Северном море[432]

.

А. И. Русин

Известно, что адмирал А. А. Эбергард — флагман весьма энергичный и самостоятельный[433] — с получением сведений о прибытии в Босфор крейсеров В. Сушона испрашивал разрешения верховного командования войти с флотом в пролив, воспользовавшись созданным немцами международно-правовым прецедентом, и нанести по неприятельским кораблям упреждающий удар

[434]. По мнению комфлота, «копенгагирование»[435] германских крейсеров, пусть даже ценой потери нескольких старых линкоров, в корне решило бы проблему завоевания и удержания господства на Черном море. Однако стремление черноморского командования взять инициативу в свои руки не нашло понимания ни в столице, ни в ставке, где всеми мерами пытались оградить нейтралитет Османской империи. Жестко «одернув» А. А. Эбергарда, политическое руководство и верховное командование, по существу, добровольно отдали туркам право первого выстрела. Впрочем, не только Россия, но и ее союзники весьма осторожно относились к нейтралитету Порты. Так, англичане скрыли факт гибели линкора «Одейшес» 13 (26) октября 1914 г. из опасений того, что «весть об этом германском успехе могла повлиять на Турцию и способствовать ее решению выступить на стороне Германии»[436].

Важно иметь в виду, что пополнение оттоманского флота современными крейсерами резко изменило соотношение сил на театре, которое ранее характеризовалось ощутимым перевесом российского флота. «Гебен», который почти вдвое превосходил в скорости нашу наиболее боеспособную 1-ю бригаду линейных кораблей и по мощи своей артиллерии был сопоставим с «Евстафием», «Иоанном Златоустом» и «Пантелеймоном» вместе взятыми, стал важнейшим фактором обстановки на театре. Вместе с «Бреслау» — хотя и сравнительно слабо вооруженным, но весьма быстроходным крейсером — «Гебен» всегда имел возможность сделать ход первым и удерживать в своих руках тактическую инициативу.

Столь существенное усиление флота позволило германо-турецкому командованию поставить перед собой более амбициозные оперативные цели. 10 (23) октября османский военный министр и по совместительству начальник генштаба Энвер-паша и генерал-лейтенант немецкой военной миссии Ф. Бронзарт фон Шеллендорф (последний вскоре займет пост начальника штаба турецкого главного командования[437]) проинформировали германскую главную квартиру о своем видении первых шагов Турции после вступления в войну. Военные действия предполагалось открыть внезапным, без объявления войны, нападением на русский флот (выбор момента предоставлялся В. Сушону), за которым должно было последовать объявление джихада державам Антанты. На Кавказе османы планировали ограничиться обороной, а активные действия развернуть в направлении Суэцкого канала и, в случае присоединения Болгарии к австро-германскому блоку, против Сербии. Если же на стороне Центральных держав выступит и Румыния, то турки выразили готовность совместно с ней вторгнуться в пределы России. Наконец, в документе фигурирует «высадка трех-четырех армейских корпусов под Одессой», причем десантную экспедицию предполагалось увязать с наступлением австро-германских войск на Восточно-Европейском театре[438].

Линейные корабли «Пантелеймон» и «Иоанн Златоуст» в Севастопольской бухте (1910-е гг.)