Наш человек в Гаване

– Хорошенькая служба! – воскликнула молодая женщина. – Ты разговариваешь с ним так, будто он – человек. Кому он служит? Своим презренным хозяевам!

– Я пришел предупредить вас, что полиция...

– Бросьте, бросьте, адюльтер не карается законом, – сказал профессор. – Насколько мне известно, его почти нигде не квалифицируют как преступление, если не считать американских колоний в семнадцатом веке... И, конечно, Моисеева закона...

– При чем тут адюльтер? – сказала молодая женщина. – Она не возражала, когда ты со мной спал. Она не хочет, чтобы ты со мной жил.

– Ну, одно редко бывает без другого, если, конечно, не ссылаться на Новый завет, – сказал профессор. – На прелюбодеяние в помыслах.

– Выгони этого негодяя, бесчувственное ты существо! Сидим тут и разговариваем, будто давным-давно женаты. Если тебе нравится всю ночь сидеть и разговаривать, почему ты не остался с Марией?

– Детка, ведь это тебе захотелось потанцевать перед сном.

– И ты воображаешь, что это танцы?

– Но я тебе обещал, что буду брать уроки.

– Ну да, чтобы там, в школе, встречаться с девками!

Уормолду казалось, что разговор уводит их в сторону. Он сказал с отчаянием:

– Они стреляли в инженера Сифуэнтеса. Вам грозит такая же опасность.

– Если бы мне нужны были девушки, их сколько угодно в университете. Они ходят на все мои лекции. Ты-то хорошо это знаешь, сама ходила.

– Ага, теперь ты меня попрекаешь!

– Мы отвлекаемся от темы, детка. А нам надо обсудить, что затеяла Мария.

– Зная тебя, ей надо было отказаться от мучной пищи еще два года назад, – позволила себе недостойный выпад молодая женщина. – Тебя ведь интересует только тело. Стыдно в твои годы!

– Если ты не хочешь моей любви...

– Любовь! Любовь! – Молодая женщина зашагала по патио. Она рубила воздух рукой, словно четвертовала любовь.

Уормолд сказал:

– Но вам опасна вовсе не Мария!

– Ах ты, лживый пес! – завопила она. – Ты ведь уверял, что никогда ее не видел.

– Не видел.

– Тогда почему ты зовешь ее Марией? – закричала она и принялась выделывать победные антраша с воображаемым партнером.

– Вы, кажется, упомянули господина Сифуэнтеса, молодой человек?

– В него сегодня стреляли.

– Кто?

– Точно не могу вам сказать, но все это часть одной и той же операции. Мне довольно трудно объяснить, но вам на самом деле грозит опасность, профессор Санчес. Это, конечно, ошибка. Но полиция устроила налет и на «Шанхай».

– А какое я имею отношение к «Шанхаю»?

– Ну да, какое? – мелодраматически взвизгнула молодая женщина. – О мужчины! Мужчины! Бедная Мария! Она думала, что ей довольно убрать с дороги одну женщину. Нет, ей придется устроить настоящий погром.

– Я никогда не ходил в «Шанхай».

– Марии лучше знать. Может, ты – лунатик и ходишь туда во сне.

– Ты же слышала, это ошибка. В конце концов стреляли ведь в Сифуэнтеса. Мария тут ни при чем.

– В Сифуэнтеса? Он сказал, в Сифуэнтеса? Ах ты, испанская дубина! Он только раз со мной заговорил, когда ты принимал душ, а ты нанимаешь убийц, чтобы с ним расправиться?

– Прошу тебя, детка, подумай, что ты говоришь. Я ведь услышал об этом только сейчас, когда этот господин...

– Какой он господин? Он лживый пес. – Круг беседы снова замкнулся.

– Если он лжет, нам нечего обращать на него внимание. Я уверен, что он клевещет и на Марию.

– А-а, ты ее защищаешь!

Уормолд сказал с отчаянием – это была его последняя попытка:

– Все это не имеет никакого отношения к Марии, я хочу сказать – к сеньоре Санчес.

– Позвольте! А при чем тут еще и сеньора Санчес? – спросил профессор.

– Я думал... что вы думали... что Мария...

– Молодой человек, вы хотите меня уверить, что Мария затевает что-то и против моей супруги, а не только против... этой моей приятельницы? Какая чепуха!

До сих пор Уормолду казалось, что ошибку легко разъяснить. Но теперь он словно потянул за болтавшуюся ниточку – и пошло распускаться все вязание. Неужели это и есть сравнительная педагогика? Он сказал:

– Я думал оказать вам услугу, хотел вас предупредить, но, кажется, смерть будет для вас самым лучшим выходом.

– Вы любите загадывать загадки, молодой человек.

– Я – не молодой человек. А вот вы, профессор, по-видимому, слишком молоды. – Он так волновался, что подумал вслух: – Эх, если бы здесь была Беатриса!

Профессор поспешно заметил:

– Даю тебе честное слово, детка, что я не знаю никакой Беатрисы. Ну честное слово!

Молодая женщина захохотала с яростью тигрицы.

– Вы пришли сюда явно для того, чтобы нас поссорить, – сказал профессор. Это была первая высказанная им претензия, и, если говорить объективно, довольно скромная. – Не понимаю, чего вы добиваетесь, – сказал он, вошел в дом и захлопнул за собой дверь.

– Он – чудовище! – воскликнула женщина. – Чудовище! Изверг! Сатир!

– Вы не понимаете...

– Знаю, знаю эту пошлость: «Понять – значит простить». Ну в данном случае это не подойдет. – Казалось, теперь она относилась к Уормолду менее враждебно. – Мария, я, Беатриса – я уж не говорю о его бедной жене... Я ничего не имею против его жены. У вас есть пистолет?

– Конечно, нет. Я ведь пришел сюда для того, чтобы вас спасти.