Читаем Наш общий друг. Часть 2 полностью

— Да. Не это ли заставляетъ меня жить такъ, чтобы никто не зналъ моего мстопребыванія? Нтъ. Совсмъ нтъ.

Въ тон, какимъ Лиззи это сказала, въ томъ, какъ она при этомъ обратила глаза на огонь, и даже въ ея спокойно сложенныхъ рукахъ была непоколебимая ршимость, не ускользнувшая отъ зоркихъ глазокъ Беллы.

— Давно вы живете одна? — спросила она.

— Давно. Мн это въ привычку. Я часто оставалась одна и днемъ, и ночью по цлымъ часамъ, еще когда былъ живъ мой отецъ.

— У васъ есть братъ, я слышала?

— Есть брать, но мы съ нимъ въ ссор. Онъ, впрочемъ, славный мальчикъ и собственными силами выбился на дорогу. Я не жалуюсь на него.

Когда она это говорила, глядя на ярко пылавшій огонь, на лицо ея легла мимолетная тнь — тнь печали. Белла не упустила этой минуты: она нжно дотронулась до ея руки.

— Лиззи, скажите: есть у васъ другъ? Женщина-другъ вашихъ лтъ?

— Я вела такую замкнутую жизнь, что у меня никогда не было подругъ, — отвчала Лиззи.

— У меня тоже, — сказала Белла. — Но не потому, чтобъ я вела замкнутую жизнь. Я была бы, пожалуй, даже въ прав желать, чтобъ моя жизнь была боле замкнутой. Это все-таки лучше, чмъ видть, какъ мама, точно трагическая муза, возсдаетъ съ головной болью въ почетномъ углу, или выслушивать дерзости Лавви. Я, впрочемъ, очень люблю ихъ обихъ, — это, разумется, само собой… Мн хотлось бы, Лиззи, стать вашимъ другомъ. Какъ вы думаете, можетъ это быть? Того, что называется характеромъ, у меня не больше, чмъ у канарейки, дорогая моя, но мн можно довриться — это я знаю.

Своевольная, но добрая, жизнерадостная, взбалмошная, легкомысленная за отсутствіемъ опредленной цли, — которая придала бы всъ ея мыслямъ, капризно-втреная отъ вчнаго порханья по мелочамъ жизни, — такъ или иначе она была обаятельна. Для Лиззи все это было такъ ново, такъ плнительно-мило, такъ ребячески женственно, что совершенно покорило ее. И когда Белла еще разъ спросила: «Такъ какъ же вы думаете, могу я стать вашимъ другомъ?», спросила съ мило склоненной на бокъ головкой, съ вопросительно приподнятыми бровками и съ нкоторымъ сомнніемъ насчетъ этого въ груди, — Лиззи отвтила, что тутъ не можетъ быть и вопроса: конечно — да.

— Такъ скажите мн вашу тайну, дорогая моя отчего вы такъ странно живете?

Лиззи начала такой прелюдіей:

— У васъ, должно быть, много поклонниковъ?..

Но Белла прервала ее легкимъ возгласомъ удивленія.

— Душа моя, ни одного!

— Ни одного?

— То есть… Ну, можетъ быть, одинъ, — наврно не знаю. Былъ одинъ, но какія теперь его мысли на этотъ счетъ — право, не могу сказать. Пожалуй, что у меня осталось полпоклонника (я, разумется, не считаю этого идіота Джорджа Сампсона)… Впрочемъ не стоить обо мн… Я хочу знать о васъ.

— Есть одинъ человкъ, — заговорила Лиззи, — съ пылкой душою, но злой. Онъ говорить, что любитъ меня, и я думаю, что дйствительно любить. Онъ другъ моего брата. Онъ оттолкнулъ меня съ перваго же раза, когда пришелъ ко мн съ моимъ братомъ. Я и тогда въ глубин души боялась его. Въ послднее же наше свиданіе онъ такъ меня напугалъ, что и сказать не могу.

Она замолчала.

— Не для того ли, чтобъ избавиться отъ него, вы и забрались въ эту глушь, Лиззи?

— Я перехала сюда тотчасъ посл того, какъ онъ меня такъ напугалъ.

— Но вы и здсь боитесь его?

— Я, говоря вообще, не робкаго десятка, но его я боюсь. Я боюсь заглянуть въ газету, стараюсь не прислушиваться къ толкамъ о томъ, что длается въ Лондон: все жду, что вотъ онъ сдлаетъ что-нибудь ужасное.

— Вы, стало быть, не за себя боитесь? — сказала Белла, вдумавшись въ ея слова.

— Я и за себя боялась бы, если бъ встртила его здсь. Я всегда озираюсь кругомъ, когда иду на фабрику или возвращаюсь ночью домой.

— Вы, можетъ быть, боитесь, что онъ тамъ, въ Лондон, сдлаетъ что-нибудь надъ собой?

— Нтъ. Возможно, что онъ и сдлаетъ что-нибудь надъ собой: онъ достаточно для этого необузданъ. Но я не этого боюсь.

— Вы такъ говорите, — сказала вкрадчиво Белла, — можно почти подумать, что есть еще кто-то… кто-то другой.

Лиззи на одинъ мигъ закрыла руками лицо. Потомъ заговорила:

— Его слова и до сихъ поръ у меня въ ушахъ. Я помню, какъ онъ билъ при этомъ кулакомъ о каменную стну: эта картина у меня не выходитъ изъ глазъ. Я изъ всхъ силъ старалась выкинуть ее изъ головы, но не могу. Кровь текла у него по рук, когда онъ сказалъ мн: «Дай Богъ, чтобъ мн не довелось его убить».

Белла вздрогнула, крпко обняла Лиззи и спросила тихимъ голосомъ (он не смотрли другъ на друга; об смотрли въ огонь):

— Этотъ человкъ, стало быть, ревнуетъ?

— Да. Къ одному джентльмену… Я даже не знаю, какъ вамъ объяснить… Къ джентльмену, высоко стоящему надо мной и надъ моимъ скромнымъ образомъ жизни. Онъ принесъ мн извстіе о смерти моего отца и съ того дня всегда принималъ во мн участіе.

— Онъ любить васъ?

Лиззи покачала головой.

— Ухаживаетъ за вами?

Лиззи молча прижалась рукой къ живому поясу, обвивавшему ея станъ.

— Вы поселились здсь по его настоянію?

— О, нтъ! Я ни за что въ мір не допустила бы… Я не хочу, чтобъ онъ зналъ, что я здсь, или напалъ бы на мой слдъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза